Шрифт:
А пока мы и наши фермы готовились к зиме.
Каждому дому было позволено запасти из урожая себе овощей, чтобы кормиться до весны.
Со своих ферм мы продавали работникам впрок и тушки птицы, кроликов, поросят — разумеется, подешевле. Еще часть нашей корпоративной политики, делающей наших работников чуточку богаче.
Своих гусят, выросших под заботливым крылом Петровича, я зарезать не смогла.
Они так и разгуливали по двору, важные, белые, толстые и жирные, потягиваясь, размахивая крыльями.
Ужасно умные птицы.
Они заняли с утятами весь нижний этаж нашего маленького сарая. Мы хорошенько утеплили его, набив соломой и устроив домики для птиц. Там им и предстояло зимовать, греясь друг о друга и лопая кашу из вареного зерна.
Что с ними дальше делать — ума не приложу. Шляющиеся возле господского дома гуси — это как-то не очень правильно. Но и избавиться я от них не могла.
Они напоминали мне время, когда я, спасаясь погони, явилась сюда с голым и лысым Петровичем.
И жизнь моя завертелась и изменилась самым невероятным образом.
Когда прошли все осенние праздники с горячим сладким вином и золотистым листопадом, завершились шумные ярмарки, на которых были распроданы яркие тыквы, грибы, кабачки, свекла и даже капуста, мы с Орландо поженились.
Устроили грандиозную свадьбу!
И шустрая Мидоуз повезла меня с Анникой по первому снежку в новеньком, блестящем лаком экипаже к храму.
Ах, только в этот день я, наконец-то, поверила во все происходящее со мной!
И волнение, которое до этого пряталось под обычными шутками, вдруг накатило на меня, заставляя замирать мое сердце.
Поутру я увидела платье, которое мне шили добрых два месяца. И теперь оно испугало меня.
Я никак не могла поверить в то, что это дивное произведение портновского искусства наденут на меня.
Боялась притронуться к тончайшим кружевным перчаткам. Боялась надеть на палец поверх них кольцо, что подарил Орландо. Мне казалось, что оно непременно соскользнет с руки и потеряется!
Не помогла понять, что эти тонкие рукава из легкого кружева обтянут мои руки. Не могла даже вообразить, что корсаж из нежнейшего шелка, расшитого жемчугом и сверкающим бисером, обтянет мою талию, а длинный рядок перламутровых крохотных пуговиц застегнется на моей спине!
Пышная юбка длиной до самого пола была украшена тонкими аппликациями из кружев, вышивкой из бисера и сверкающих на солнце кристаллов.
Шлейф был в целых пять шагов! Его полагалось нести служанке. Но за это дело взялась маленькая Анника, которую тоже разодели в пух и прах ради такого случая.
Она сама опустила на мою голову тонкую тиару из прекрасного, блестящего белого золота. Она была сверкающая, как волшебный сон, и украшена бриллиантами, изготовленными из яйца Петровича.
Анника сама проследила, чтоб вовремя доставили от ювелиров и мои серьги с голубыми топазами, и роскошное бриллиантовое ожерелье, и браслеты.
К топазам ювелиры тоже добавили немного бриллиантовой россыпи. Совсем небольшие камешки, но как они заиграли в этом украшении!
И, самое главное — кулон в виде сердца.
Большой, роскошный бриллиант, оставшийся от алмазного яйца.
Подвеска на золотой цепочке, амулет на удачу.
Мое большое алмазное приданое. Самый огромный и невероятно чистый, прозрачный камень, какой только можно было себе представить!
— Жаль, что мы его распилили, — вздохнула Анника. — Это яйцо напоминало мне Петровича.
— Осталось еще яйцо с ландышами, — напомнила я.
— Ах, да! — оживилась Анника. — Его тоже надо взять с собой, там ведь кольца!
К тиаре прикреплялась тонкая длинная фата с кружевными цветами. Кажется, это были ландыши, цветы, присутствующие на гербе Орландо.
Анника осторожно опустила ее на мое лицо и отошла, даже не дыша от восторга.
— Ну вот, невеста и готова! — произнесла она.
Вот увидев эти тонкие цветы перед своим лицом, я вдруг отчетливо поняла, куда мы сейчас пойдем и чем займемся.
И волнение чуть не свело меня с ума.
— Ох, — постанывала я, сжимая в руке атласную сумочку невесты.
В ней было и яйцо с кольцами, платок на тот случай, если мне вздумается разреветься, и успокоительные капли.
— Что, что? — всполошилась Анника. — Где-то колет булавка?