— И ещё ботинки, — рассмеялась я, вспомнив. — Без тех ботинок я была, как без рук, а с ботинками — уже завидная невеста, вот. От документов куда как меньше пользы.

— И всё же, — не сдавался Мишин отец, — не могли бы вы нам их показать?

— Да пожалуйста, — я поднялась, оглядела всех. — Я к себе, ненадолго.

И впрямь, нужно было перевести дух. Шаг — и я у себя, слышу, как негромко переговариваются на кухне Лукерья и кто-то ещё. Иду туда — надо же, Варфоломей Аверьянович.

— Доброго вам дня, — кивнула, и хотела сбежать.

— И вам, Ольга Дмитриевна, — закивал Варфоломей.

Я не поняла, что стряслось, но Лукерья смотрела на него волком, а он выглядел растерянным.

— Всё ли хорошо? — спросила на всякий случай.

— Не уверен, но вдруг? — отозвался Варфоломей.

О да, вдруг?

Я кивнула обоим — разбирайтесь, мол, сами — и пошла к себе. Порылась в чемодане, нашла там среди вещей, которые почти не трогала, папку с документами — пластиковую, из дома. Просмотрела — ну да, всё на месте. Там же лежало то давнее Мишино письмо… достала его и убрала, нечего. Остальное можно показать. И шагнула обратно.

— Вот, взгляните, — сунула папку старшему Соколовскому. — Я понимаю, что для вас, наверное, доказательством послужило бы моё свидетельство о рождении, где указано, когда и где я родилась, и что мать моя — Любовь Дмитриевна Филиппова. Но увы, для устройства на работу оно бесполезно, как и вообще во взрослой жизни, а в момент попадания сюда я именно что устраивалась на работу. Пыталась.

Правда, тот покачал головой.

— Если я всё верно понимаю, то не смогу прочесть там ни слова. Иван, взгляни.

Господин Куницын принял папку, осмотрел все четыре угла, заглянул внутрь. Первым ему попался мой диплом.

— Диплом университета, и между прочим, с отличием, — сказал он даже с некоторой гордостью. — Учитель начальных классов. Значит, можно заниматься начальным магическим образованием в здешних суровых краях, нечего покойничков расспрашивать.

— А кто ж будет расспрашивать-то? Очередь желающих не стоит, — пожала я плечами.

— Да найдётся кто-нибудь, — отмахнулся он и сунул папку мне в руки. — Севостьян, бросай уже думать всякое, у меня, понимаешь ли, дочь нашлась, я же думал, вовсе её никогда уже не увижу!

— А у дочери — жених, — кивнул тот с неизменной своей усмешкой.

— Какой жених? — не понял Куницын.

— Да вот этот, — показал он на сына. — Они тут сговорились совершенно без нашего участия. И он просил тебя разрешить его от обета именно для того, чтобы тут же предложить руку госпоже Филипповой.

Лицо Ивана Алексеевича сделалось таким, что мы трое оставшихся рассмеялись разом и не сговариваясь. И не смогли объяснить появившемуся Зимину — что случилось и отчего нам так весело.

Но ведь всё хорошо, да? Значит, можно и посмеяться, вреда не будет.

18. Совсем другая дочь

Миша двинулся в спальню — потому что Василий Васильевич отказался от чая с пирогами и настоял на немедленном осмотре. За ними туда же двинулся Севостьян Михайлович. Я тоже было собралась, но споткнулась о взгляд Соколовского-старшего — и упала обратно в кресло. И перевела дух. Зимин специалист, от меня там толку нет. Вот поженимся — тогда да, буду сама всё контролировать.

И ведь я даже не спросила, что там случилось, в этом Александровском!

— Как случилось, что вы оказались здесь? — нужно же о чём-то говорить с этим непонятным Иваном Алексеевичем.

— Севостьян привёл, — улыбнулся тот.

Я осмелилась и взглянула на него. И поняла, что у него точно такие же глаза и брови, как у бабушки Рогнеды. Зацепилась за них.

— И вы знаете, как можно оказаться… дома?

— Понимаете, Ольга… никак не могу привыкнуть, что вы — Ольга. Вы и не Люба, хоть и очень похожи на неё, и не вымечтанная мною Ирочка. Вы совсем другая. И — разом с тем настоящая. В общем, вы ведь знаете об изнанке мира, доступной магам нашей силы, так? Она у нас общая. Через неё можно попасть почти куда угодно. Или в самом деле куда угодно. Мне было двадцать пять, и я даже согласился с матушкой, что Куницыны всегда служили отечеству, и следовательно — мне тоже следует, но — хотелось попробовать ещё один разочек, самый распоследний. Вот тогда меня и занесло туда… где я повстречал Любу. Мы… увлеклись с первой встречи, с первого взгляда. Я не был готов сразу же сказать ей, кто я таков и откуда, но полагал, что вернусь и уговорю её последовать за мной. Я мог предложить ей намного лучшую жизнь, нежели была у неё там, в вашем с ней доме. С ходу и без объяснений она не согласилась — сказала, у неё сестра, родители, служба. Говорила, что я должен остаться с ней, жениться по её обычаю — без церковного благословения, пойти куда-то служить… наверное, так и нужно было сделать, тогда бы я был с вами обеими. Но я хотел, как лучше, я хотел забрать её сюда, к себе, поселить в своём доме, холить и лелеять, и заботиться. И смотреть, как растёт наш ребёнок, и учить его всему, что положено уметь магу.

— А если бы ребёнок не унаследовал способности? — я ж могла родиться как мама, обычным человеком, простецом.

— Непременно унаследовал бы, — убеждённо произнёс Иван Алексеевич. — Первый ребёнок в нашем роду обязательно наследует способности. Второй или третий уже могут и не унаследовать, но первый — непременно. А второго и остальных не случилось.

— А почему… Ирина? Вы так договорились с мамой? — а мама не исполнила, судя по всему.

— Да, мы говорили, что если родится мальчик, то будет Алексей, а если девочка — то Ирина. Но вышло… как-то иначе.