— Безусловно, — кивнул Севостьян Михайлович. — И что же вы предлагаете для благополучного разрешения этой вопиющей ситуации?

— Вместо непонятной девицы взять на службу в управу приличного некроманта, — выдал Елистратов. — Потому как от девицы есть некоторый толк, но очевидно недостаточный. Она не имеет ни гимназического аттестата, ни полного диплома академии, недоучка какая-то. И господину Болотникову давно уже следовало изложить все эти соображения и затребовать на службу лиц подобающего пола и образования.

А не дать ли ему в лоб прямо здесь и сейчас, думала я. Впрочем, я думала, а разные другие люди действовали. В смысле — посмеялись.

Улыбнулся Севостьян Михайлович. Заржал Пантелеев. Миша посмотрел на Елистратова, как на дурака. Иван Алексеевич осторожно взял мою руку и пожал.

— Я так думаю, Севостьян Михайлович, что господин Елистратов несколько заработался в своём министерском кабинете, — Болотников пошевелил своими невидимыми никому, кроме некромантов, волчьими ушами.

— Точно, — кивнул старший Соколовский. — Что, Иннокентий, останешься здесь служить? Если Матвей Миронович тебя возьмёт, ясное дело.

— Подумать надо, — Болотников не скрывал усмешки. — Как у вас, Иннокентий Ильич, с демонами и чудовищами, доводилось противостоять? У нас, понимаете ли, встречаются. И со всяких древних погостов тоже, бывает, ползут, случалось бить?

Елистратов глянул на Болотникова зверем и уставился в свои бумаги — очевидно, он не рассматривал для себя такого варианта продолжения карьеры.

— Не вижу радости на твоём лице, Иннокентий, — Севостьян Михайлович тоже позволил себе усмешку. — А если ты не готов бежать сюда на службу впереди паровоза, то отчего же кто-то другой вознамерится так поступить? Только отдельные, гм, герои, вроде моего сумасшедшего сына да его невесты. Кстати, Иннокентий, ты ведь в Петербургской академии учился? Но ты молод, и профессора Спасскую, очевидно, не застал. Но рассказы-то о ней, наверное, доводилось слышать? К слову о дамах-некромантах, да.

Ах же… Мы так не договаривались, вот!

Видимо, на моём лице было написано всё это и ещё чуть-чуть, и Миша тоже смотрел на папеньку с интересом. Елистратов же сопел молча и ничего не отвечал.

Болотников тоже уловил всё, что следовало, и подмигнул мне.

— Поздравлять будем чуть позже, а пока я вижу, что господин Елистратов не горит желанием служить под моим началом. Да и я, признаться, не слишком желаю им командовать. И вопрос о кадрах мы тоже обсудим, раз уж привалило нам счастье в виде самого товарища министра. А пока — полагаю, что Михаил Севостьянович и Ольга Дмитриевна делают всё, что могут, и даже более того, и завершим на этом. И если кто-то другой в том сомневается, то пускай говорит здесь и сейчас.

— Дозвольте мне, Матвей Миронович, — ревизор-простец Васин тоже достал папку с листами и развязал завязки.

— Слушаем, — отозвался Болотников, а Соколовский просто кивнул.

— Андрей Савельевич просил меня проверить факты, я это сделал, — сообщил Васин.

— Чтобы всем было понятно, я позволю себе немного пояснить, — встрял Севостьян Михайлович. — Николай Константинович не маг, но имеет иммунитет к магии. Его невозможно ввести в заблуждение магическими методами, никакими из магических методов. Также невозможно магически принудить к чему бы то ни было. А чтобы отличить ложь от правды, имеются артефакты.

Васин легко поклонился.

— Я не имел возможности беседовать разве что с Михаилом Севостьяновичем, полагал, что сделаю это по возвращении его со служебного задания. Но оказалось, что в целом в том уже и нужды нет. Он не убивал ни госпожу Серебрякову, ни князя Бельского, ни здешнего чиновника Черемисина. Поклёп, не более.

Я выдохнула — мне лично этот Васин показался таким же предвзятым, как и Елистратов. Но оказалось, что всё иначе. Верно, люди разные, и к решению одного и того же вопроса они тоже могут подходить совершенно по-разному.

— Позвольте, Севостьян Михайлович, — дружелюбно улыбнулся третий ревизор, тот, что меня не допрашивал, как там его звали, я уже и не помню.

— Говори, Пётр Максимович, — кивнул Соколовский-старший. — Что узнал?

— Как я и предполагал, люди, живущие в здешних суровых условиях, и сами нередко столь же суровы. И если уж берутся доставить неприятности ближнему своему, то делают это наверняка. Мой вывод — Михаил Севостьянович не виновен в том, что на него наклепали. А вот по какой причине наклепали — я кое-что узнал.

У него в отличие от двух других в руках не было никаких бумаг, он просто улыбался и рассказывал. Как беседовал и со служащими управления, и просто с местными обывателями, для чего посетил театр, благотворительный концерт и два собрания местных обществ и побывал на местных же рынках и дважды просто в домах здешних видных людей. Беседовал, слушал, задавал наводящие вопросы, делал выводы. И сделал.

— Вы, Михаил Севостьянович, отчего отказались написать в заключении о смерти некоего Григория Сушкова то, что вам настоятельно советовали? — прищурился на Мишу этот самый Пётр Максимович.