Проведя после этого открытия весь день и последовавшую за ним ночь в лихорадочном возбуждении, Эдгар с утра поскакал в Приют. Амалия, как всегда изящная и поразительно красивая, гуляла в саду. Что нужно сказать, Эдгар от волнения не очень понимал. Поэтому на негнущихся ногах он просто подошел к девушке и крепко ее обнял, бормоча что-то невнятное, но очень нежное в ее растрепавшиеся на легком ветру волосы. И о счастье! Амалия ответила на его объятия. Сначала замерев, а потом, задрожав всем телом, она сильнее прижалась к Эдгару и прошептала:

– Это плохо. Это нельзя. Но видит Единый - я не могу этому противиться.

И сейчас их связь длилась уже почти семь лет и, к удивлению окружающих, не только со временем не прервалась и не охладела, но стала даже еще прочнее три года назад после рождения сына.

К слову, и король Эдвард и Мелиссина поначалу отнеслись к похождениям принца крайне спокойно. Отец только посмеялся и похлопал Эдгара по плечу, сказав, что тот наконец-то занялся мужским делом. Похоже, тот факт, что избранницей сына стала его собственная младшая сестра, короля нисколько не волновал. Примерно так же отнеслась происходящему и мать, которая уже начинала подумывать о том, что сыну нужно подложить одну из своих служанок, а то его невнимание к женскому полу ее начинало слегка тревожить. Если выбрал Амалию, то пусть будет Амалия. Даже рождение бастарда никоим образом на отношение родителей к происходящему не повлияло. А кто из благородных их не плодит?

Ситуация изменилась год назад на турнире принцев, где Эдгар едва не добился победы. По чьему-то, очевидно, недоброму умыслу, слухи и сплетни о том, что молодой красавец практически живет, как со своей женой, что не было правдой, с собственной старой и страшной теткой, что тоже не было правдой, которая к тому же еще и покровительница Приюта, распространились среди всех благородных пяти королевств и стали чуть ли самой обсуждаемой темой. Над принцем начали чуть не в открытую подшучивать, чем вызывали у него сильнейшее раздражение, которое, как он сам был уверен, и стало главной причиной его поражения в финальном поединке с Анатором.

Впрочем, если бы Эдгар тогда был в состоянии спокойно думать, то он понял бы, что главной причиной такой популярности неприятных слухов о нем были его достоинства и полное нежелание обращать внимание на заигрывания многочисленных девушек. Изящная красота, которой он пошел в мать и которой разительно отличался от своих сводных медведеобразных братьев, и изысканные эльфийские манеры, выделявшие его даже на фоне, несомненно, хорошо, но не настолько, как он, воспитанных других принцев, делали его желанной добычей для юных и не очень представительниц прекрасного пола. А вот его пренебрежение ко всем их попыткам сближения злили и заставляли найти, желательно, позорную для объекта внимания причину, по которой этот самый объект на явное внимание не реагирует.

Единственная, с кем на протяжении многочисленных пиров и охот, сопровождавших турнир, Эдгар тогда мог с удовольствием общаться, была младшая принцесса Наймюра Кора, которая совсем не пыталась с ним заигрывать, но зато оказалась на удивление хорошо образованной и интересующейся всем на свете собеседницей.

Но куда хуже насмешек над самим принцем было то, что жертвой злословия стала и его мать. Люди вообще считали эльфов довольно распущенными. Причиной такого отношения было то, что они никогда не вступали в законные брачные отношения. В Эльфаре такой практики в принципе не было. Эльф и эльфийка могли решить пожить какое-то время вместе, создавая практически семью, а лет через сто, наскучив друг другу, расстаться, сохранив добрые отношения, потом выбрать себе других партнеров или решить еще лет сто передохнуть от семейных отношений. В общем, про Мелисину начали говорить, что это она своей эльфийской распущенностью подала пример сыну, и даже стали придумывать ей многочисленных любовников, передавая под «страшным» секретом абсолютно «достоверную» информацию, что королева Элторена держит у себя в подвале замка мужчин и даже, о ужас!, гномов, с которыми предается похоти. Особенно усердствовали, конечно, дамы, люто завидовавшие неувядающей красоте эльфийки, но не отставали и кавалеры, каждый второй из которых многое бы дал, чтобы хотя бы на час оказаться на месте такого мужчины или даже гнома.

Результатом все этого стало то, что Мелисина в резкой форме потребовала от сына немедленно прекратить свою позорную связь, столь сильно бьющую по престижу королевской семьи и всего королевства. Эдгар не менее резко отказал. Мать, привыкшая к безусловному послушанию, перешла к оскорблениям в адрес Амалии. Эдгар в ответ, прошелся по эльфийским традициям и не нашел ничего лучше, как поинтересоваться, уж не правдивость ли сплетен о королеве столь разозлили ее, и так ли уж хорош в постели гном, которого, как все уверены, она тайно держит в замке.

«Убирайся вон, мелкий мерзавец, - буквально прошипела тогда Эдгару мать. – И больше никогда не смей даже приближаться к моим покоям. Сегодня же переезжай на половину отца или куда хочешь. Вон!» - перейдя на крик, завершила она тот разговор.

На половину отца Эдгар не переехал, предпочтя занять небольшой домик, в котором раньше жила семья садовника, пока в замке был садовник, и вот уже год жил там, видя мать только издалека.

Думая об всем этом и вспоминая события последнего времени, Эдгар даже не заметил, как въехал в ворота замка.

К кому все-таки первому обратиться, размышляя он. Отец, если пребывает сейчас в благодушном настроении, может дать денег, но даже если даст, то явно недостаточно, так как больше у него просто нет. А мать…

Глава 17. Мелисина. Эдгар. Разговор.

Тут внезапно из задумчивости его вывел голос Бертольда.

– Ваше Высочество, - произнес, казалось, поджидавший его во дворе верный советник и помощник Мелисины. – Королева ждет вас в своих покоях.