Но, судя по всему, деловой разговор с магом все еще не выходил у гнома из головы, занимая все его мысли, поэтому, еще раз оглядев зал и увидев, что ни Кора, ни Приск не выказывают какого-либо удивления, пожал плечами и, упав в ближайшее к нему кресло, налил себе бокал вина и залпом его выпил.

– Нет, ну это же надо! – услышала Кора бормотание Гельфарса, который сидел, склонив к столу голову и обхватив ее руками. – Какой человек! Мастер! Непревзойденный в искусстве торговли! Мне у него еще учиться и учиться, и все равно так не смогу! Выторговал у меня, да еще и без особых споров, скидку в треть от цены! И все этот барельеф. Но он же его за последние триста с лишним лет видел раз сорок! И никогда ничего не говорил. Ну да, и заказы были меньше. Теперь понимаю. Он ждал, когда ему потребуется по-настоящему много наших товаров. Ждал, держа этот козырь в рукаве. Какая выдержка! И вот теперь он его достал и предъявил. И что я мог сделать? Только согласиться на все его условия. Надо бы к нему в помощники для обучения кого-то из моих сыновей пристроить. Они, конечно, не маги, но авось не откажет, - на этом грусть от потерянной прибыли была забыта, и на губах гнома начала проскальзывать легкая улыбка, говорившая о том, что он уже предался мечтам о будущих доходах, которые его род получит, когда один из его сыновей пройдет обучение у «непревзойденного метра Симона».

Тут Кора перестала прислушиваться к гному и отдалась чувству волнения за Анатора, который сейчас был на допросе, а чем эта беседа еще могла быть, как не допросом, и попыткам угадать, сможет ли пообещавшая помощь Эльмира убедить верховного мага не проявлять на этот раз свою отстраненность, о которой говорил Приск.

Еще примерно через полчаса в залу почтительно заглянул юный гном и объявил, что «господин маг ждет для разговора принцессу Кору и Приска».

Кора быстро вскочила с кресла, и вдруг.. все вокруг нее закружилось, свет магических ламп начал превращаться в какую-то череду разноцветных всполохов, а силуэты стоявшего в нескольких шагах Приска и сидящего по-прежнему за столом гнома сначала расплылись, а потом и вовсе пропали. Кора пошатнулась и безвольно опустилась на каменные плиты пола…

Глава 28. Королевство Вестония. Родственники.

Вдовствующая королева Вестонии Габриэла сидела в неудобном «парадном» кресле и с тоской смотрела на своего деверя – даже в ее покоях не пожелавшего снять боевые доспехи принца Норберта, младшего брата ее погибшего десять лет назад в бессмысленной приграничной стычке с Дундлаком мужа.

В отличие от нее, Норберт смотрел на Габриэлу и, явно, получал от этого удовольствие.

– Моя любимая и уважаемая невестка, - продолжал беседу гость. – Мне по-прежнему жаль, что десять лет назад после смерти моего дорого брата ты отказалась выйти за меня замуж. И не могу не сказать, что ты все так же прекрасна, как и десять, и двадцать лет назад, когда я тебя впервые увидел.

– Мой уважаемый и весьма ценимый деверь, - в тон ему ответила королева. – Во-первых, это было невозможно. Если ты забыл о такой мелочи, то ты уже тогда был моим деверем, и наш союз вызывал бы кривотолки по всей Неронии. Кроме того, если ты и это забыл, то двадцать лет назад ты уже делал мне предложение, опередив своего брата, и я тебе отказала. Но ты же сейчас приехал не для того, чтобы вспоминать дела давно минувших лет?

– Конечно, нет, Габриэла, - ответил ее собеседник, вздохнув и вызвав этим скрежет своих доспехов. – Просто не смог удержаться, вновь увидев тебя. А приехал я, чтобы обсудить два вопроса. И если первый я могу и решить и сам, без твоего участия, то второй, который с ним связан, нуждается в твоем королевском одобрении.

– Вот как? – слегка наклонилась к расположившейся перед ней груде стали королева. – И что же это за вопросы?

– Полагаю, что ты знаешь о предстоящем в ближайшее время турнире принцев в Наймюре? – перешел к делу Норберт и, получив в ответ кивок, продолжил. – Я собираюсь принять в нем участие и, если мне повезет, стать сначала наследником Гэльфаса, а потом и королем. И да, для этого мне твое разрешение не нужно. А вот второй вопрос, который, как я сказал, с этим связан… - тут рыцарь скривил лицо, отчего шрам, пересекавший его левую щеку от виска до подбородка, принял форму зигзага молнии.

– Чувствую, что этот второй вопрос мне очень не понравится, - заметила Габриэла, прекрасно знавшая решительность и бесстрашие своего деверя и понимавшая, что, раз он смущается обратиться к ней с какой-то просьбой, то предполагает или отказ, или долгий спор.

– Он касается Кроста, - проговорил, наконец, Норберт.

Упоминание этого имени всегда вызывало у королевы сильнейшее раздражение, а потому при ней о бастарде ее мужа старались не говорить. Столь сильная неприязнь Габриэлы к единокровному брату ее сыновей объяснялась, в сущности, очень просто. Крост был не плодом мимолетной связи ее мужа с какой-нибудь служанкой, а результатом длившейся несколько лет любви тогда еще принца и дочери владетельного графа. И если бы сначала не возражения отца ее будущего мужа, а потом смерть девушки от родильной горячки, то этот Крост вполне мог бы сейчас быть не бастардом, а принцем – наследником вместо ее сыновей.

– Так что с Кростом? – нервно потирая ладони, поторопила своего деверя Габриэла.

– Я хочу, чтобы он официально стал моим наследником, - немного нервно ответил Норберт.

– Ты хочешь его усыновить? – не смогла сдержать своего удивления королева. – Но никто и никогда не усыновлял бастардов. Да еще и чужих, - не сдержалась она от колкости.

– Вот я и буду первым, - успокоившись, ответил ее собеседник. – Тем более, что, во-первых, он мне не чужой, а во-вторых, по происхождению он ничем не уступает ни мне, ни тебе, ни любому представителю королевских домов.

– Таких «ничем не уступающих» в каждом Приюте Ордена Милосердных найти можно, - жестко ответила королева. – Оставь эти объяснения для посторонних. А мне ответь правду. Почему и зачем ты хочешь сделать ублюдка моего покойного мужа своим наследником? Ведь не для того, чтобы просто досадить мне?

– Конечно, не для этого, Габи. – вдруг вспомнив, как обращался двадцать лет назад к тогда еще семнадцатилетней будущей жене своего старшего брата и королеве, мягко произнес Норберт.

И этот его тон, столь не вязавшийся с обликом воина, всегда готового к битве, внезапно успокоил королеву и заставил внимательно прислушаться к тому, что начал объяснять ее деверь: