Сара думала, что Шон просто находит удовольствие в обладании ее телом. У нее и в мыслях не было, что такой мужчина, как Шон Фланаган, в состоянии испытывать к женщине глубокие чувства.

Единственным камнем преткновения в их отношениях был вопрос о личной гигиене. Пока их не засыпало снегом и можно было мыться в реке, споров не возникало. Но в один прекрасный день Шон не смог открыть дверь их жилища. Он откапывал дверь целый день и к вечеру приоткрыл ее на несколько дюймов — этого было достаточно, чтобы ползком добраться до хлева и покормить мулов.

Сара настаивала на том, чтобы они мылись водой, полученной из растопленного на очаге снега. Шон противился.

— Я не удивлюсь, если ты сведешь меня с ума скорее, чем зимовка в одиночестве, — ворчал он. — Здесь не до чистоты. Когда я зимовал один, мне не удавалось помыться неделями. Что поделаешь, таковы здесь условия! И потом, если долго не моешься, скоро привыкаешь к запаху.

— Но теперь ты живешь не один, Шон Фланаган, — сердилась Сара. — Если не хочешь мыться, забирай свою шкуру из нашей постели и спи на полу в углу. Там, где висит твоя добыча. От тебя так же дурно пахнет, как от твоих шкурок!

— Ты упрямая женщина, Сара! Мои подозрения подтверждаются. Я всегда считал англичанок вздорными.

— Я слышала такое мнение в Лондоне, когда ирландцы зимой брали скотину в дом, чтобы она не замерзла.

Почему же ты не следуешь национальным обычаям и не тащишь мулов в нашу комнату?

— Мне приходилось поступать так дважды в жизни. И не кривись! Спасти мулов от мороза — значит, сохранить жизнь себе! Между прочим, я слышал, что некоторые охотники избежали смерти благодаря своим животным: когда у них кончились дрова, они спали, прижавшись к мулам.

— Да я лучше замерзну, чем соглашусь на такое!

— Ты говоришь так, потому… — он усмехнулся и перестал сердиться, Шон был отходчивым по натуре, — потому что у тебя есть я, чтобы греться по ночам.

— Если ты не будешь мыться, я не стану с тобой спать! — решительно заявила Сара.

Шон смирился и каждый вечер совершал омовения.

Шон обучил Сару основам карточных игр — покера, фараона, севен-апа и других. Она оказалась способной, а главное, очень азартной ученицей. Ее длинные тонкие пальцы, огрубевшие от домашней работы и холодной воды, быстро свыклись с атласными прямоугольниками и перебирали их с завидной ловкостью. Кроме того, у Сары была великолепная память на карты.

— Господи, да если бы я так хорошо помнил Я карты, мне незачем было бы каждый год возвращаться в эту глушь! — завистливо восклицал Шон. — Знаешь, о чем я подумал? — Он хитро усмехнулся. — Когда зимовка закончится и мы вернемся в Новый Орлеан, почему бы нам не попробовать играть на пару? У нас это получится не хуже, чем вместе обрабатывать шкурки!

— К тому времени, когда закончится зимовка, мы смертельно надоедим друг другу, — усмехнулась Сара.

— Да? А мне казалось, нам неплохо вдвоем.

— Говори за себя, Шон Фланаган.

Поскольку Сара все схватывала на лету и Шону доставляло удовольствие учить ее, он не только до тонкостей изложил ей правила карточных игр, но и поделился кое-какими секретами игры.

— Разумеется, ты понимаешь, что, даже пользуясь ими, я далеко не всегда остаюсь в выигрыше, — самокритично признался Шон.

Сара не предполагала, что эти знания когда-либо могут пригодиться ей в жизни, но лучшего способа убить время и избавиться от скуки не придумать. Очень скоро Сара стала легко обыгрывать своего учителя и даже старалась научить его, как запоминать карты, однако безуспешно.

— Ты очень рассеян, Шон! — говорила она в отчаянии. — Твоя голова занята чем-то другим во время игры. Ты не можешь как следует сосредоточиться, поэтому ничего и не запоминаешь. Будь повнимательнее!

— Есть только одна вещь, на которой я без труда могу надолго сосредоточиться, — с улыбкой отозвался Шон и на руках отнес ее в постель.

Когда все было кончено и Сара вытянулась на шкуре, счастливо улыбаясь, Шон склонился над ней и спросил:

— Ну как, я в состоянии сосредоточиться, детка?

Разве можно было сердиться на него после этого? Сара улыбнулась, обняла Шона за шею и крепко поцеловала.

За целый месяц выдалось несколько погожих дней, когда небо прояснялось и снегопад прекращался. Тогда Шон ползком выбирался из пещеры и навещал мулов в хлеву. Если солнце сильно пригревало и глубокие сугробы покрывались твердым настом, он отправлялся на охоту, но больше для удовольствия, чем рассчитывая на серьезную добычу. Почти всю зиму они питались вяленым мясом, которое, как и предупреждал Шон, скоро набило оскомину.