Дождавшись, пока она выпьет отвар, старшая из женщин скомандовала:

– Вставай! Иди за сёстрами и не делай глупостей.

Делать глупости Марина не собиралась. После того, как дрожь ушла, на девушку накатилась слабость. Сознание готово было уплыть, и только страх перед суровыми незнакомками и желание поскорее найти место, где можно будет лечь и уснуть, помогало Марине держаться, переставлять ноги, двигаясь куда-то сумрачными безлюдными коридорами.

Она не могла потом сказать, как долго пришлось идти – несколько минут или вечность. Когда путь завершился перед массивной деревянной дверью, она лишь вздохнула устало и прислонилась к стене, ожидая, что последует дальше. Шедшая впереди женщина приложила руку к дереву и дверь с тихим скрипом отворилась, открывая вид на небольшую комнату.

– Заходи!

Помещение освещали лишь падающий из коридора неяркий свет, потому разглядеть отведённое ей место у Марины не получалось. Впрочем, в тот момент она не особо к этому и стремилась после того, как увидела главное – стоящую у стены узкую кровать. Остатки сил ушли на то, чтобы дойти до неё и упасть на жёсткое ложе. Державшееся на волевом усилии сознание уплыло в тёмную, глухую даль.

Разбудил её собственный сон. В нём она снова падала, летела в холодном зимнем воздухе и тоскливо ждала встречи с землёй. Тело дёрнулось, ударившись о кровать, и Марина открыла глаза. Всё случившееся с ней на миг показалось болезненным бредом или привидевшимся кошмаром, но серые каменные стены, узкое стрельчатое окно настолько не походили на привычные ей интерьеры, что сомнений не оставалось: она не дома, не в больнице, не в своём городе. Как она здесь оказалась, Марина не понимала. Последнее яркое и понятное воспоминание было связано с Павлом, его криками, её бесполезной попыткой бегства и ужасом приближающейся смерти.

Её передёрнуло от воспоминания. Рука сжала колючее одеяло. От жёсткости ложа заныли синяки, которые заработало тело, когда ударилось о прохладную воду бассейна. Эта слабая боль своей привычностью неожиданно успокоила Марину, и она улыбнулась потрескавшимися губами, ощутив солоноватый вкус крови, проступившей на них: “Раз болит – значит жива! Грех жаловаться”.

Похоже, слова продавца, про удачу, что принесёт ёлочка, странно, но сбылись. Если бы не было ёлочки, Павел всё равно нашёл бы к чему придраться. И кончилось бы так же. Только тогда бы она не успела выбежать на балкон, и он забил бы её прямо в комнате. А так смертельное падение обернулось чудом. Она жива. И пусть непонятно куда попала, главное – жива!

Марина вспомнила книги про попаданок, что она так любила читать на работе. Там они в новом мире получали и новое тело – юное и прекрасное. Может и ей так повезло?

Она выбралась из постели и осмотрела себя. Насколько могла судить, тело, укутанное в бесформенную серую рубаху, оставалось прежним. Те же худые руки и ноги, маленькая грудь, и рост, наверно, остался тем же – не высоким, не низким, средним. Во всяком случае, так ощущалось. Непохоже было, что в её облике что-то изменилось. Вон, на пальце всё то же не отмытое до конца чернильное пятнышко. Так что вряд ли из зеркала глянет на неё писаная красавица. Но увидеть себя всё же хотелось.

Осмотревшись, зеркала в комнате не обнаружила. Подошла к окну, жемчужно светившемуся утренним светом сквозь затянувшую его изморозь. Поскребла ледяной узор ногтем, а потом приложила ладонь, протаивая окошко.

Там, за стеклом, ничего объясняющего где же она находится, не обнаружилось. Белый нетронутый снег, несколько деревьев и кустов, и скала, закрывающая горизонт.

Преодолевая слабость, Марина обошла отведённую ей келью. Комната отличалась скромностью обстановки, но на тюремную камеру не походила. К тому же дверь не только запиралась снаружи, но и изнутри была снабжена засовом. Вряд ли узнику позволили бы запираться, пусть даже и так, почти символически. Марина закрылась на засов. Это её успокаивало.

В келье, что ей отвели, было прохладно, и Марина вернулась в кровать, закуталась в одеяло. Страх снова подкрался к ней. Неизвестно, куда она попала и что ждёт впереди. Нет! Так нельзя! Марина тряхнула головой: нельзя сдаваться. Кто-то подарил ей второй шанс, и нельзя его упустить.

“Не буду думать о плохом, – решила она. – Буду о хорошем!”

А есть ли оно, хорошее? Есть! Во-первых, она жива. Во-вторых, Павла нет рядом. И он никогда здесь не появится.

Понимание этого пришло внезапно и Марину даже бросило в жар от неожиданного открытия. Она вертела эту мысль и так, и этак, проникаясь ею, как губка влагой. Его нет в этом мире. Она здесь одна. Как бы ни было плохо, теперь всё зависит только от неё. Она свободна! Даже если здесь у неё есть враги, они не знают её так хорошо, как Павел, её болевых точек, страхов и слабостей. Им она сможет противостоять.

И для начала нужно постараться понять, куда же она попала. Марина стала старательно вспоминать, что успела увидеть здесь, на новом месте. Воспоминания походили на расплывшиеся под дождём обрывки фотографий. Что-то проступало чётко, а что-то – размытыми пятнами.

Больше всего увиденное напоминало старинный монастырь, как его показывают в кино. Только не христианский, а какой-то другой религии. Вытесанная прямо в скале каменная скульптура величественного мужчины в зале, куда перенеслась Марина, явно изображало местное божество, которому посвящён храм. И то, что видела она здесь пока только женщин, тоже наталкивало на мысль о монастыре. Всё же сведений о новом мире у неё слишком мало, чтобы делать выводы. Надо постараться узнать больше.

Поверить, что она действительно перенеслась в другой мир, было сложно, но единственной альтернативной версией могли быть или смерть, или бред. Но они мало того, что не объясняли ясную реалистичность ощущений, так и были самыми неприятными. К тому же не требовали от Марины никаких действий, ведь результат от них никак не зависел. Если это лишь видения, вызванные умиранием мозга или введёнными препаратами, то повлиять на что-то она не сможет. Всё закончится в какой-то миг независимо от её желаний и поступков.