Мне было без разницы, имелись ли любовницы у адвоката, только знала точно: я бы не позволила занимать место рядом со своим мужчиной кому-то еще.

— Хотелось бы понять, о чем вы, — произнесла я, глядя в невозможно синие глаза.

Чистокровный, знающий себе цену дракон встретился мне не впервые. Но отчего-то именно этот экземпляр показался наиболее интересным. Может, спросить у него чешуйку или зуб, когда тот выпадет? Редкий дорогостоящий ингредиент, между прочим.

— Почему вы смотрите на меня так странно? — нахмурился Дэнвер. — Как на пациента.

— Вам показалось, — поспешила я его заверить и моргнула, чтобы разогнать мысли о важных составляющих, за которые господину аптекарю приходилось платить наличными.

Я знала немало рецептов с драконьими чешуйками, но с потенциальным конкурентом не делилась. Ни к чему это, а вот тетя не раз рассказывала о своих рецептах, и мы даже вместе варили ее зелья. Да что там говорить, ее тетрадь с ценными записями я бы хотела получить сильнее, чем отстоять квартиру. Впрочем, иметь и то и другое еще лучше.

Чего я не ожидала, так это вопроса:

— Госпожа Лоранс, в каких отношениях вы с братом?

— В соседских. Общаемся, но не близко.

Мужчина кивнул, словно ждал от меня именно такого ответа.

— Я правильно понял, вчера вы пытались попасть в квартиру Фанни Лоранс? Зачем?

Вот же чудовище клыкастое. Все он усмотрел, ни о чем-то промолчать не пожелал.

— Не пыталась, а всего лишь искала ключ от двери. Мало ли какие воришки могли забраться в квартирку Фанни. А ведь она обещала оставить ее мне.

— Объясните, — потребовал дракон.

Он приблизился ко мне, встал рядом. Навис, словно так мои слова будут поняты правильно и он точно меня услышит. Легкий аромат парфюма коснулся моего носа, и я с трудом удержалась, чтобы не привстать и не ткнуться мужчине в шею. Какой запах!

— А что объяснять, господин адвокат? Вы ведь действуете по закону?

— Разумеется, — отозвался дракон. Он сам рассматривал меня так пристально, так внимательно, что я с трудом удержалась, чтобы не заерзать на стуле.

— Тогда я не понимаю, почему меня не поставили в известность насчет наследства тети.

— Еще есть время для оглашения. И потом, ваш брат обещал предоставить очень важные бумаги, которые повлияют на решение в его пользу.

— Какая прелесть! — От возмущения я подскочила и тут же приложилась лбом о подбородок дракона.

Сразу села, но Дэнвер предпочел распрямиться и отойти от меня. Нервная девица испугала матерого ящера? Подумаешь, какой нежный.

Похоже, Эйден ищет пути, чтобы выкрутиться, но что дракон имел в виду, говоря про доказательства?

Не сразу, но адвокат продолжил:

— И потом, госпожа Лоранс, вы уверены, что имущество оставлено именно вам? Поверьте моему опыту, очень часто родственники меняют свое решение.

— Вы хотите сказать, обманывают? Здесь иной случай. Фанни недолюбливала Эйдена, хотя и не оскорбляла при мне. — Я все-таки поднялась с твердым намерением уйти.

Ничего нового, одни разговоры. Скорее всего, дракон изучал меня как препятствие и нашел его весьма несущественным. А раз нет козырей, то надо навешать лапшу на уши и притупить бдительность.

Аферисты!

— Обстоятельства мы узнаем в следующий понедельник. Возможно, даже раньше, — произнес мужчина, чем удивил меня.

— А что там будет? — Я сделала вид, что забыла наш разговор.

— Ваш брат принесет доказательства своей правоты.

— Вы не находите это странным? — Я все-таки не выдержала и вспылила. — Они, доказательства, или есть, или нет. Все остальное — это попытка выдать желаемое за действительное.

Говард Дэнвер меня разозлил. Ух! Но и я своим возмущением его задела. Синие глаза заледенели, словно я посмела подвергнуть сомнению репутацию такого важного адвоката.

Ящер твердолобый!

Я двинулась к двери, однако пришедшая в голову мысль заставила меня остановиться и добавить:

— Что вы скажете, если брат принесет подделку? Как раз на ее изготовление и нужно это время.

— Исключено, — ответил Дэнвер. — Завещание проверяется на подлинность. Магия, госпожа Лоранс.

И столько уверенности в собственной правоте было в словах мужчины, что я на мгновенье потеряла дар речи. С магией не поспоришь, себе дороже. Однако поверить в то, что ни родители, ни Фанни обо мне не вспомнили, — это перебор.