— Подлец! — пытающегося согнуться и понежить яйки парня относит от мощного удара томом по уху влево, он перебирает ногами, шатается и кряхтит.

— Прохвост! — вспоминаю я еще одно старорусское слово, которое не так удобно, как рвущийся из груди мат, но тоже ничего, я ж на публике. Это, конечно, с ударом справа. Теперь он приходится больше на челюсть и под углом, от чего «лидер класса» теперь недосчитается зубов.

— Паскудник! — следующий удар вновь в левое ухо, но уже под тревожные крики итальянца, орущего что-то о конце. Не обращаю внимания, еще один удар успею, но надо слово! На «П»!

— Пид… Паразит!! — последний удар разворачивает запутавшегося в ногах княжича ко мне задом, за руки и плечи меня уже хватает кто-то сильный, но разве я могу упустить такую возможность?! Да ни в жизнь!

— Подонок! — реву я, выполняя удар по яйцам номер два!

Это всё, полное фаталити. Я ему, кажется, еще и пальцы переломал, которыми Ренеев за поврежденное держался.

А затем меня всё-таки оттаскивают, возбужденно жужжа в здоровое ухо разные глупые слова. Вокруг много-много подростков с квадратными глазами и отвисшими челюстями. Их моим конвоирам приходится даже немножечко подпихивать, чтобы протиснуться с территории Арены.

— Я же говорил, что мы почти не потратим время… — зло бурчал я, прижимая ладонь к ноющему уху, — А вы…

— С-студент Дайхард! Это было… недопустимо! — пищала кукла для полового удовлетворения директора, бледная как мел и с платочком у рабочего рта, — Вы… вы животное! Зверь! Варвар!

В мозгах орала даймон, суля мне анальные кары за такое непрофильное использование её обиталища, сзади сопел поднимающийся по ступенькам Медичи, болело ухо, а от меня по-прежнему попахивало жареным человеком и болотистой почвой. Последнее бесило еще сильнее. Лучше бы пахло кровью и выбитыми зубами Ренеева!

— В-ведите меня, м-мамзель! — рыкнул я на испуганно пискнувшую секретутку, — Нас люди ждут!

— Ох, Дайхард… — вздохнул идущий сзади итальянец, — Вы своей смертью точно не умрете.

— Ерунда, — сопел я в ответ, — Главное — не как человек умер, а скольких он успел убить! В смысле как защищал свою честь! В смысле…

Развить мысль мне не удалось, так как мы пришли к кабинету директора. Ошпарив меня тем, что искренне считала гневным взглядом, девочка на пое… побегушках нырнула внутрь первой, оставив нас с итальянцем за порогом.

— Дайхард… — итальянец говорил удивительно тихо для своего темперамента, — То, что вы устроили — оно было необходимо?

— Чаша любого терпения имеет свой объём, господин преподаватель, — процедил я, — Ренеев предпочитал заливать в мою — бочками. И не делайте вид, что вы не знаете, о чем я говорю.

— Возможно и знаю, — не стал юлить ветеран, — Но вы, так… уничтожив Юрия Викторовича, совершенно точно обрели себе врага в лице его отца, князя Ренеева. Русь очень велика, студент Дайхард… а у князей очень длинные руки. Не делайте вид, что не знаете, о чем я говорю.

— А вы бы сами как бы поступили на моем месте? — просто спросил я барона.

— Дал бы своему преподавателю возможность перенести дуэль, — ядовито процедил барон, — К вечеру половина Санкт-Петербурга будет знать, что лидер лучшего класса академии ревнителей был банально избит на дуэли раненым человеком, находящимся в состоянии истощения и под солями арканита. Походя. При свидетелях. Это была не дуэль, студент Дайхард, а расправа! Пусть волка над щенком, но кто в курсе, что вы не щенок?!

— У меня было плохое настроение, — пожал я плечами. Угроза князем совершенно не впечатляла. Елецкий вон, тоже был князем… и двоедушником. Его казнили вместе с Расхатовым, конечно, но кто сказал, что эти твари не сидят в ком-то покруче? Так что Ренеев в данный момент меня совершенно не впечатлял. Хотелось в душ и спать.

Высунувшаяся назад секс-ассистентка не стала манить нас ухоженной ручкой, а, выскочив из-за двери, попиликала себе куда-то. Следом за ней вышел и сам директор, с растерянно-удивленным выражением на упитанном лице. Он тоже пошёл, но не просто, а ухватив и утаскивая с собой слегка не понявшего такой вариант развития событий итальянца, а мне лишь напоследок махнул рукой — мол, заходи туда. Я, еще раз пожав плечами и поморщившись от тянущей боли в ухе, зашёл. Внутри меня ждали.

Так началось моё знакомство с Амвросием Лебедяновичем Витиеватым, душевнейшим дедом лет 55-ти, богатым на алопецию и добродушные улыбки, а также с его французским бульдогом Курвом и адьютантом Никитой Игоревичем Достоевским. В кабинете директора, где почему-то слегка светился глобус, установленный на специальной подставке, еще присутствовал и граф Азов, но он всего лишь подошёл ко мне с самого начала аудиенции и, процедив, что Константин не сделает и шага за ворота академии ни один, ни со мной, тут же вышел, наверняка к сыну.