— Пока не будет доказательств, не вижу смысла говорить.

Одоевский уважительно кивнул.

— Я бы тоже не стал обвинять людей, не будь я уверен. Алексей, я уверен, что все это — лишь чья-то злая шутка. Мои ребята тоже встревожены и растеряны. Если вам понадобится помощь, пожалуйста, обращайтесь. Наше единство — самая важная вещь для дела.

— Благодарю, Вячеслав, — я пожал протянутую руку.

Одоевский откланялся и вернулся за свой стол, а Феликс удовлетворенно хмыкнул.

— Что ж, нас хотя бы поддерживает вторая по силе группа. Уже немало.

Эристов, который все это время молчал, внезапно поднял взгляд от своей тарелки.

— Если это действительно организовал Безбородко, то тебе придется подготовиться, Алексей. Подлецы редко действуют поодиночке. Он наверняка уже создает вокруг себя круг поддержки, который будет защищать его интересы… Даже испортить стенд нужно ухитриться — ведь у нас было мало времени на сборы и подготовку. Вероятно, ему помогли.

— Если это вообще он, — продолжал настаивать я. — Аполло — все еще член нашей группы. И я требую от вас уважительного к нему отношения. Если его вина будет доказана, тогда спустите собак.

Феликс покачал головой.

— И после этого кто-то в свете еще утверждает, что Николаевы — не благородный Дом?

Я молча улыбнулся. Не в моих правилах сразу разбрасываться обвинениями. Сперва мы с господином Безбородко поговорим наедине. Уж это я могу устроить.

Я полдня караулил его и выбирал самое удачное место для разговора. Безбородко словно почуял, что будут проблемы, и старался не оставаться один. Но все же малая нужда после обеденного кофе взяла свое…

Темный закуток коридора сразу на выходе из туалета. Тусклый свет подвальных ламп, которые едва освещали пространство. Вот он вышел из-за угла, с опаской оглянулся по сторонам и уже занес ногу, чтобы шагнуть…

— Здорово, яхонтовый мой.

Он не успел даже пикнуть — я схватил его за плечо и дернул на себя. Он выругался, пытаясь вырваться, но я был быстрее. Вцепившись в его руку, я развернул его и прижал к стене.

— Что за черт? — выдохнул он, но я прижал его сильнее, так что Аполло не мог пошевелиться.

— Все, добегался, Безбородко, — процедил я сквозь зубы. — Зачем стенд испортил?

Он замер на секунду, но затем, обретя контроль над собой, попытался вырваться. На его лице мелькнула злость, в глазах сапфировым светом загорелась ярость.

Я почувствовал энергию его эфира, когда он начал плести заклинание. Его руки засветились ледяным синим светом. На этот раз он решил атаковать магией. Ледяная стрела сорвалась с его ладони… Протянув руку, я активировал частично силы Искажения и впитал магию, как губка впитывает воду. Ледяной заряд растворился, не причинив мне вреда.

Глаза Безбородко расширились от ужаса.

— Ты что, с ума сошел? — закричал Аполлон и попытался ударить меня в грудь, но я блокировал его удар, с легкостью развернув его лицом к себе. Теперь он стоял напротив меня, тяжело дыша и глядя мне прямо в глаза.

— Почему ты это сделал? — спросил я, пытаясь держать голос спокойным, хотя внутри все кипело. — Что, совсем крыша потекла на почве поражения?

Он скривил губы в презрительной усмешке и дернулся в моих руках, но я не дал ему шанса вырваться. Его глаза горели яростью, но в них не было того триумфа, который я ожидал увидеть.

— Ты меня достал, Николаев, — выплюнул он и вновь попытался применить магию. На этот раз свет превратился во вспышку, которая на мгновение ослепила меня. Я почувствовал, как его руки рванулись вверх, чтобы атаковать еще раз, но я отступил и одним движением погасил его заклинание.

— Магию вне классов применять запрещено, — спокойно сказал я. — Поэтому сейчас я буду тебя бить, если снова попытаешься напасть. Поговорим.

Схватив его за плечо, я потащил его к лестнице, ведущей в кладовку. Он сопротивлялся, но все попытки вырваться были тщетны. Я открыл дверь пустого помещения и втолкнул парня внутрь. Он врезался в здоровенный шкаф и упал на колени, тяжело дыша, но быстро поднялся, исподлобья глядя на меня.

— Рассказывай по-хорошему, — потребовал я. — На кой-черт ты это сделал?

— Пошел ты к черту! — рявкнул он. В его глазах была ярость, почти бешенство. — Я ничего не писал! Ты серьезно думаешь, что я — я! — стал бы делать такое за твоей спиной?

Я остановился, вглядываясь в его лицо. Было что-то в его тоне, в его голосе, что заставило меня усомниться в его виновности. Безбородко был самоуверенным и честолюбивым. Он мог идти на конфликт, но пока что всегда делал это открыто.

— Мне ты не нравишься, Николаев, — продолжил Аполло, поднявшись на ноги. — И я скажу тебе это прямо в лицо. Я не стану скрываться за надписями на стенах. Я даже готов вызвать тебя на дуэль, если потребуется, пусть и лягу на ней. Но обвинять меня в такой мелкой подлости?