— Да вы только гляньте на нее! Ставлю сотню — размажет Кривотолковых по стенке и не поморщится!

— Ха, разбежалась! — фыркнула Эмми, скрестив руки на груди, — Да Вольдемар один раскатает эту замарашку с ее шайкой-лейкой! Видела, какой он мощный стал? Более крутая глыба только наша Аська! Закачаешься! И вообще он нам помог, предупредил о заговоре Бельских, так что я за него!

— Ой, можно подумать! Госпожа вон какая хитрая да изворотливая! А уж как дерется — загляденье! Костя, скажи!

Я устало потер переносицу.

— Девчонки, хорош уже, — одернул я спорщиц, — И Госпожа, и Вольдемар оба хороши. И у простолюдинов, и у Кривотолковых свои козыри в рукаве. Я бы не стал предсказывать итог боя.

Настя с Эмми насупились, но перепалку прекратили. Зато теперь сверлили друг дружку испепеляющими взглядами, не желая уступать.

Я только головой покачал. Женщины!

Впрочем, в глубине души я и сам не на шутку заинтригован. С одной стороны, не мог не признать — у Госпожи стальные яйца. Сунуться в наше дворянское осиное гнездо, замахнуться на Черное Солнце — это ж какую отвагу надо иметь! Или глупость? Но что-то мне подсказывало — эта девица себе на уме. Себе на уме и с огромным потенциалом…

А Кривотолковы… Кривотолковы — это Кривотолковы. Древний род, матерые интриганы. И бойцы знатные, чего уж там. Взять того же Вольдемара — машина для убийств, а не человек. Или Дарью, эту бешеную фурию… Да и Олег, пусть и смазливый хлыщ, а не промах. В общем, расклад еще тот.

Мои размышления прервал громкий стук в дверь. Я нахмурился. Какого лешего? Кого там принесло в самый неподходящий момент?

Стук повторился. А потом дверь содрогнулась под натиском чьего-то настойчивого плеча.

— Откройте! Откройте немедленно во имя свободы слова!

Я озадаченно моргнул… а потом скрипнул зубами. Журналюги?

— Общественность жаждет знать правду!!! Откройте!

Точно журналюги… чтоб их черти жрали! Ну конечно, кто еще может быть столь бесцеремонным и приставучим? Только как они умудрились прошмыгнуть сквозь заслоны охраны?

У окон послышались шаги и скрип. Нас что, со всех сторон окружили?

Девчата тоже напряглись. На их лицах проступила смесь удивления и растерянности. Да уж, не каждый день наш сектор штурмуют писаки с диктофонами наперевес!

Но я не собирался терпеть подобное хамство. В два широких шага преодолел комнату, с силой дернул дверь на себя.

На пороге обнаружилась целая делегация — с десяток оборзевших хмырей, увешанных фото- и видеотехникой. Едва створка отворилась, как они ринулись внутрь, сбивая друг друга с ног и выкрикивая на ходу вопросы.

— Господин Безумов, это правда, что вы…

— Скажите, а в вашей команде…

— Какова ваша тактика в предстоящем бою? Собираетесь…

— Прокомментируйте слухи о запрещенных артефактах, которые…

Господи, какой бред они несут!

Призвав на помощь всю свою выдержку, я медленно выдохнул. Процедил с нажимом:

— Так, мальчики и девочки. У вас десять секунд, чтобы свалить отсюда.

Куда там! Обнаглевшие писаки и ухом не повели. Принялись тыкать своими камерами мне в лицо, щелкать вспышками, совать под нос диктофоны. А одна особо резвая девица умудрилась просочиться внутрь и сцапать Настю за рукав!

— Скажите, это правда, что вы применяете допинг перед боями?

Всё. Мое терпение лопнуло.

Резким движением я ухватил черным щупальцем ретивую журналистку за шкирку и вышвырнул в коридор. Та с визгом пролетела пару метров и шмякнулась на задницу. Толпа ахнула и ринулась прямо на меня… Я подпрыгнул и влетел с двух ног прямо в центр скопища, в воздух взлетели сломанные микрофоны, авторучки, очки, блокноты и еще какая-то дребедень…

Спустя полминуты горе-правдорубы валялись бесформенной кучей малой в коридоре, хлопая глазами и силясь подняться. Я с презрением взирал на них сверху вниз, упирая руки в боки.

— Пшли вон, — бросил со священной яростью, — И чтоб духу вашего здесь не было. Иначе в следующий раз сдерживаться не буду. Усекли?

— Да вы диктаторы и угнетатели, душители свободы! — пискнул какой-то молодчик, — Мы о вас всю правду напишем!

Я лениво закатал ему в глотку шар Бездны, заставив заткнуться. Молодчик закашлялся и выпучил глаза. Я прилепил ему Бездной язык к небу — до вечера будет ходить молча.

Журналисты заполошно закивали. Спотыкаясь и неуклюже цепляясь друг за друга, они ретировались — только пятки засверкали.