Я попытался сфокусировать взгляд, чтобы понять, что же такое я держу в руках, что ем. Но тело продолжало действовать самостоятельно, подчиняясь каким-то первобытным инстинктам, и может быть даже не человеческим. Это пугало и завораживало одновременно.

Что-то подсказывало мне: кровь Виктории изменила меня гораздо сильнее, чем я мог предположить. Но был ли это дар или же проклятие? И, главное: смогу ли я вернуть полный контроль над собой?

Вопросы роились в голове, но ответов на них пока не было. Оставалось только ждать, пока туман в голове рассеется, и я смогу полностью осознать, что же со мной произошло.

Воспоминания обрушились на меня водопадом кровавых образов. Я увидел себя, изломанного и умирающего, у ствола дерева. Зрелище было жутким — внутренности вываливались из разорванного живота, в груди зияла рана, такая глубокая, что виднелось лихорадочно бьющееся сердце.

Кровь заливала всё вокруг, превращая белый снег в багровое месиво. И тут чёрная кровь Виктории, растекшаяся по моей ноге, начала впитываться в тело. Это было похоже на то, как чернила растворяются в воде — тёмные нити проникали под кожу, растекаясь по венам.

А потом началось нечто невероятное. Раны затягивались прямо на глазах, плоть срасталась, как глина под ладонями невидимого скульптора. Сломанные кости возвращались на место с влажным хрустом, заживая за считанные секунды. Никогда прежде я не видел такой быстрой регенерации. И чувствовал каждое движение, каждый хруст и щелчок своего восстанавливающегося тела.

Я поднялся, и мир вокруг изменился. В кровавой луже на снегу я увидел отражение своих глаз — чёрные, как бездна, без малейшего проблеска белизны. Мышцы наполнились чудовищной силой, она требовала свободы, рвалась из меня наружу, и я позволил ей сделать это.

Один удар — и чистокровный вервульф отлетел, круша деревья своим телом. Щепки и обломки взметнулись в воздух, словно от взрыва. Не дав ему возможности опомниться, я тут же оказался рядом. Мои пальцы, превратившиеся в стальные когти, вонзились в его грудь. С влажным треском рёбра подались, и я вырвал их, как выламывают прутья из клетки. И воздух наполнился его воем, смешанным с брызгами крови.

Удар ногой превратил его оскал в кровавое месиво — острые зубы разлетелись по снегу, как осколки фарфора. Он потянулся к своему разбитому лицу, но я уже перехватил его руку. Один рывок — и конечность оторвалась с тошнотворным хрустом, словно ветка от дерева.

Небрежно отбросив руку в сторону, я ударил ему в живот с такой силой, что кровь фонтаном хлынула из его пасти. А в следующее мгновение я уже был за его спиной. Два точных удара, и его ноги хрустнули под моими сапогами, как сухие ветки. Он рухнул на колени, беспомощный и сломленный.

Вторая рука последовала за первой, отправившись в полёт через лес. А затем я схватил его за голову, чувствуя под пальцами пульсацию крови в венах. Рывок — и голова отделилась от тела с влажным хрустом. В приступе безумного веселья, я подбросил её ногой, как футбольный мяч, отправив в полёт между деревьев вслед за рукой.

Безголовое тело рухнуло в снег. Но я ещё не закончил. Мои руки, живущие словно собственной жизнью, вгрызлись в его грудь. Рёбра ломались под пальцами, как спички, пока я не добрался до сердца — оно всё ещё билось, отчаянно пытаясь поддержать жизнь в истерзанном теле.

Пальцы сомкнулись на нем.Один рывок — и оно оказалось в моей руке, всё ещё сокращаясь и разбрызгивая густую дымящуюся на морозе кровь…

Видение оборвалось, и я наконец-то вернул контроль над телом. Опустил взгляд и похолодел — в руке были окровавленные остатки сердца. Пальцы разжались сами собой, и недоеденный орган упал в снег с мягким чавканьем.

Во рту стоял отвратительный металлический привкус. С губ стекала еще теплая кровь. Колени подкосились, и я рухнул в снег.

«Твою же мать!» — мысли метались в голове как испуганные птицы.

Я лихорадочно пытался осознать произошедшее. На какое-то время я стал чистокровным оборотнем. И не просто стал, а уничтожил другого, превосходящего меня по силе. Убил его играючи, словно тряпичную куклу разорвал. А потом… устроил для себя маленький пир с одним единственным блюдом — его сердцем.

Схватив горсть чистого снега, я начал остервенело запихивать его в рот. Снова и снова, пытаясь избавиться от тошнотворного металлического привкуса. Умывал лицо, оттирал руки, пока наконец не упал без сил.

«Как это повлияет на меня? — билась в голове тревожная мысль. — У меня же есть иммунитет…»

Это напомнило мне бой с бароном — то же чувство отчуждения от собственного тела, словно кто-то другой управляет моими действиями. И вот снова этот «приступ»… Тогда я еще ничего не знал про оборотней, а теперь, приняв их облик, снова испытал это состояние.