Шрифт:
Даже ее, - любившую такие мрачные прогнозы, - это испугало.
Она остановилась на сотне. Сотня смертей.
Сурия застыла, пытаясь понять такую странность.
Такого никогда не бывало ранее, а прогнозы…она знала, что прогнозы ее всегда сбывались. Проверить это у нее была вся жизнь, которая подтверждала неумолимость и безошибочность ее прогнозов.
Пару часов она не решалась прикоснуться к камням. Было страшно.
Неужели она потеряла способность предсказывать? Не может быть! Невозможно!
Но как тогда объяснить такой безоговорочно одинаковый и роковой конец для всех.
Наконец, - она рискнула сделать то, чего никогда не делала, - предсказать на себя.
Немного дрожащими поначалу руками она начала крутить камни.Вот теперь нужно завращать камни с такой скоростью, чтобы даже она не знала какой камень где, чтобы все было случайно.
Смерть. Жизнь.
Быстрее!
Смерть. Жизнь.
Еще быстрее. Еще быстрее.
Руки все еще четко различали, где какой камень. Круговорот завертелся невозможно быстро.
Стоп!
Рука легла на камень.
Смерть.
Липкий страх покрыл ее душу.
Камень ведь означал не просто смерть, а всегда скорую смерть.
Она сидела неподвижно, не в силах пошевелиться. Она всегда думала о смерти других, и никогда о своей.
Поверить в то, что она ошиблась, в то, что камни врут, она не могла — это значило бы бессмысленность всей ее жизни и веры.
Для нее проще было внутреннее примирение со смертью.
Значит скоро — подумала она.
Совсем скоро она услышала ВДОХ и все поняла. Десяток мгновений прошло, прежде чем пришла смерть. И все равно она пришла слишком быстро, чтобы ее осознать. Но кое-что все же успело проскочить в ее сознание, прежде чем жизнь силком вырвали из тела. Одна маленькая, торжествующая мысль.
Я не ошиблась. Они все умрут.
С улыбкой на устах ее тело высохло, моментально превращаясь в замерзшую мумию.
****
Водонос, посылая проклятья тупому старику, который увел куда-то детей, нахлестывал плеткой по ящерам, стараясь одновременно, чтобы бурдюки с водой не повылетали за борты телеги.
Слазить и затевать драку он не хотел.
Дети как будто не боялись старика, но это ничего не значит. То, что он увидел там детей Охотников, лишь подстегнуло его решимость во всем разобраться. Правда, с помощью стражи, а не самому.
Детей никогда не пускали к источнику. Из-за опасностей, которые все же могут их подстерегать.
Водонос Мхар не сразу заметил, что стало значительно холоднее.
Минут десять он проехал, прежде чем понял что стало вдруг действительно холодно. Так холодно, что начало сводить ноги и руки.
Что за ерунда!
Какой-то плотной одежды гоблины не носили, а водонос так и вообще ездил в одной только длинной безрукавке.
Еще больше он удивился, когда начал замечать по стенам, на полу какой-то белый налет, а изо рта начали выплывать облачка белого пара.
Да и ящеры стали почему-то тяжелее дышать и сбавили темп. Однако, спешить было уже некуда. Вот он — выход из тоннеля, вот она — родная пещера.
Кое-что впереди заставило Мхара затормозить, а после совсем остановить ящеров.
Он увидел два тела. Вернее…ему показалось, что это тела.
Спрыгнув с телеги он подошел поближе.
Стражи!
Вернее то, что когда-то было ими. Узнавались доспехи, тела же разлетелись на куски, будто были глиняной посудой.
Боже! Как же холодно! — вновь подумал Мхар.
Он сделал еще несколько шагов в пещеру, внутрь. Его поразила мертвая тишина, стоявшая в ней. Он не слышал ни одного живого звука. Единственными звуками оставались его осторожные шаги.
Мхара начинало бить дрожью от холода, а потом и от резко нахлынувшего страха, когда он увидел сотни других тел.
То, что было когда-то телами. Высохшие лица. Детей, стариков , женщин. Всех изгоев, но какая уже разница.
Все мертвы!
Значит те дети не врали, и старик — тоже.
Это действительно настоящий кошмар.
Пока глаза Мхара воспринимали, вернее пытались воспринимать реальность, сознание раз за разом отказывалось принимать ее, верить в увиденное.
Еще полчаса назад он уехал не спеша за водой и все было в порядке. Все было хорошо. Все были живы. А теперь все мертвы.
Как это возможно?!
Он ступил еще десяток шагов в пещеру даже не думая о том, куда и зачем идет. Он просто хотел увидеть, остался ли кто живой?
Потому что если не осталось никого…
Он не хотел думать об этом. Не могло быть так, чтобы от всего племени остались только те дети и старик.