Мать уложила гоблиненка на меховую подстилку.

— Глаза закрой. — приказала она.

Собственно, глаза Зур”даха уже и сами закрывались. На лице все еще чувствовалась вязкая, и вызывающая волны холодных мурашек мазь. Несколько мгновений, и он уже не ощущал ничего, кроме мягко обволакивающей его сознание тьмы.

****

Айра еще долго смотрела на сына, думая о своем решении. Нужно ли пытаться из него сделать…сделать почти Охотника? Не только ведь в Испытании дело, - ее сыну нужна сила, иначе его и дальше будут бить и унижать, прямо как сегодня, и ни он, ни она, ничего с этим поделать не смогут.

Решение верное. Если он переживет Поглощение, это даст ему реальную возможность выжить на Испытании. Все Охотники, и их дети в том числе, даже всего лишь после первого Поглощения, уже становятся значительно крепче, сильнее, быстрее нежели прежде, и сильнее обычных детей в разы.

Она это прекрасно знала. Именно эти качества и помогут ее сыну выжить.

Конечно, она знала, существует высокий шанс, что ее сын переживет Поглощение, тут Ксорх, конечно же не врал, но для нее это ничего не значило. Она была непоколебимо убеждена - именно ее сын сумеет пережить ритуал, чтобы там ей Охотник не говорил.

****

Когда Зур”дах проснулся на следующий день, раны уже подзажили и теперь страшно чесались, - мазь сделала свое дело. На теле и лице правда все еще оставался плотный слой полупрозрачных остатков уже засохшей мази.

Голова гудела, но больше всего болело в груди. Там синяк только еще больше побагровел. Но в целом, он чувствовал себя обновленным, и набравшимся сил. Он окинул шалаш взглядом, - матери внутри не было. Он сделал пару пробных шагов и осторожно выглянул наружу.

Беглый взгляд, и его голова спряталась обратно в жилище.

Будто сговорившись, все зуры сидели на своих ковриках-циновках перед шалашами и домами. С таким количеством глаз, которые только и делают, что пристально следят за тобой, выходить совсем не хотелось.

А еще больше не хотелось слушать их ругань, уклоняться от камней и плевков, и что главное…сейчас он боялся наткнутся на эту толстозадую дуру Ташку. Небось, теперь она только и ждет момента, чтобы хорошенько отдубасить его.

Нет, — подумал Зур”дах, — в этот раз он точно будет внимательнее и не даст себя поймать никому.

Несколько минут он вспоминал события вчерашнего дня, медленно прокручивая их в голове.

Угольница! — вдруг вспыхнула мысль в его голове. — Нужно ее найти!

Он кинулся ее искать.

Вдруг мать обманула и раздавила ее как прочих насекомых.

Иногда, с особо раздражающими ее насекомыми, она так поступала. Угольница конечно не относилась к числу таких, но все же...мало ли что могло прийти в голову мамы.

Через несколько минут поисков, Зур”дах с облегчением выдохнул.

Мама не обманула! Угольница живая и здоровая нашлась в одном из многочисленных ящичков матери. Все предметы обстановки были сплетены из разновидностей одной подземельной лозы, мягкая вначале, принимая форму она становилась жесткой как камень.

Угольница медленно, но верно прогрызала дыру в плетенной корзинке и одновременно себе путь на свободу. Зур”дах тут же спрятал ее в своих одеждах. За погрызенную корзинку мать по головке не погладит.

Пряча угольницу он вспомнил и о светлячке. Осторожно достал его.

Вяленький.

Надо накормить.

Где-то в одеждах еще оставалось пару щепоток корма, который остался от Драмара, должно хватить на обоих насекомых. А потом... потом нужно будет подумать, где взять еще.

****

Следующие несколько дней гоблиненок начал выходить.

Только небольшие прогулки, сначала вокруг шалаша матери, потом немножко дальше. Ходил осторожно, выгадывая такой момент, чтобы зуры были заняты и не видели его. Мать продолжала мазать по нескольку раз на день места ударов. Особенно медленно заживало лицо. Сейчас оно было покрыто естественной коркой в местах, где посдиралась кожа. А таких было много.

Однако, в эти несколько дней, настроение матери было тревожное. Обычно веселая, сейчас она лишь изредка выходила за едой, водой, и по другим своим делам, и все время пребывала в напряженном ожидании чего-то.

Дней через пять Зур”дах уже совершал прогулки за круг зур, и за круг изгоев, правда, каждый раз приходилось не забывать оглядываться и назад, и по сторонам.

И уж особенно бдителен он был около жилища Ташки. Она обычно сидела скрестив под собой ноги и что-то покуривая и одновременно переругиваясь с соседкой.