Шрифт:
— Увези, — ещё более холодно произнёс Лит.
— Слушаюсь! — бодро рявкнул баша, опуская руки.
— По… Подождите!
К тележке быстро подошла худенькая миловидная девушка. Мельком взглянув на главу, она стянула с себя пёструю выцветшую накидку и прикрыла тело, лежащее на тележке. Неуклюже поклонившись, чаганка убежала.
— Вот дела… — удивился Сэнда. — В нашем городе такие страсти кипят, а твоя поклонница голых мертвецов прячет от людских глаз! Чудная девица…
Лит отвернулся. Баша толкнул тележку. Из кармана накидки выкатилась паровая булочка. Не заметив этого, юноша раздавил грязным сапогом мякиш и покатил тележку в Павильон Неприкаянных**.
Где-то закаркал ворон, потом раздался надрывный крик. Затем всё стихло. Баша подвёз тележку к деревьям и кивнул пухленькой девушке в серых одеждах из плотной дорогой ткани. Она расплылась в улыбке так, словно увидела самого Полуночного Бога. Убрав прядь волос за ухо, девушка как птичка припорхнула к юноше и что-то прошептала ему. Он что-то прошептал ей в ответ. Улыбка спала с её губ. Бросив быстрый взгляд на тележку, девушка покачала головой, и они пошли в сторону Павильона Неприкаянных. Сэнда провожал их взглядом до тех пор, пока парочка не скрылась за поворотом.
— Эх, любовь, любовь… Наш мужественный баша и наш милый лекарь… Что может быть прекраснее!..
Помолчав немного, напарник поинтересовался у главы, и в его голосе послышалась лёгкая насмешка:
— Что тебе рассказали лица?
— Людей слишком много.
— Был ли кто-то подозрительным? У тебя зоркий глаз. Ты точно кого-то выцепил!
Лит покачал головой, наблюдая за тем, как баша разгоняют последних зевак. Особенно усердствовал один из них — крупный невысокий юноша с взъерошенными волосами. Грубо выкрикивая, он разгонял людей, двигаясь слишком торопливо, но при этом словно стараясь сдерживать свои движения. Вцепившись четырьмя пальцами в древковое оружие с массивным лезвием на конце, он рьяно колотил другим его концом по спинам несговорчивых чаганцев. Особенно доставалось двоим: один был таким тощим и столь незаметным, что, получив пару раз по хребту, он, улучив мгновение, просто исчез в толпе. Второй — пожилой, высокий, в дорогих одеждах серого цвета, подпоясанных красным шарфом, всё пытался прорваться сквозь людей, но не мог: их было слишком много.
— А праздник уже закончен? Так рано?
Сэнда с Литом оглянулись и увидели мужчину с обесцвеченными, практически белыми волосами. Он стоял, положив руки в карманы белой рубахи и выпятив большие пальцы. Его глаза были сильно распахнуты, а изломанные брови — приподняты. Позади него находилась маленькая тележка, нагружённая костюмами.
— Закончен, — ответил Сэнда.
Мужчина вздохнул, потёр маленькие уши и, прихрамывая, пошёл к тележке:
— Очень, очень жаль… Я так торопился, что упал и подвернул ногу!
— Себялюб несчастный… — вдруг буркнул Лит себе под нос.
Мужчина положил ладони на ручку тележки и замер, словно его только что облили ледяной водой. Даже длинные пальцы застыли в напряжении. Он немного повернулся в сторону двора с открытыми вратами, прогулялся взглядом по жёлтым узорам и взглянул на главу исподлобья.
— Конечно, конечно… — тихонечко проворчал Сэнда, покачав головой. — Глаза распахнуты, уши маленькие, затылок плосковат… Точно себялюб. И никак иначе!
К беловолосому мужчине внезапно подскочил взъерошенный баша и пнул тележку по колесу:
— Уйди с площади, актёришко! — грубо произнёс он, положив руку на ножны, где, судя по форме, лежал тесак.
Глава принюхался: от баша разило запахом смерти. Он протянул руку и схватил актёра за локоть. Мужчина вывернулся, оттянул кожу на подбородке и зловеще произнёс:
— Этот актёришко развлекает всех вас в это нелёгкое время! Не смей меня трогать! Терпеть не могу чужие прикосновения!
— Уйди с площади! Здесь произошло убийство! Главе надо всё осмотреть! — прорычал баша.
— Убийство? — осёкся актёр.
Он бросил на баша взгляд, в котором промелькнула ненависть, а после его зрачки вдруг заметно расширились. Терпение баша закончилось: снова схватив актёра за локоть, он поволок его за собой.
— Костюмы! Мои костюмы! — кричал актёр, плюясь. — Грубиян! Отпусти! Если ты сломаешь мне руку…
— То ты будешь наматывать сопли на кулак! — закончил баша за него.
Зеваки, увидев такое представление, захихикали, а один, одноглазый, с толстым пузом, засмеялся в голос. Актёр покраснел от гнева. Баша уволок его, а остальные баша тоже кое-как вытолкали последних зевак на узкие улицы. Лит и Сэнда зашли в тот самый двор, откуда выкатилась тележка с телом.
Площадь опустела. Лишь только прохладный ветер взметал красные листья, долго-долго кружил их в танце и швырял то на крыши с загнутыми краями, то на землю. Тележка, нагружённая расшитыми костюмами, так и осталась стоять возле разбитого фонтана.
Пустошь позади Павильона Неприкаянных.
Сэнда перестал раздувать огонь, стремительно пожирающий женское тело, завернутое в промасленную ткань: оно лежало в вырытой яме. Бросив опахало на землю, он опёрся о черенок лопаты и мысленно вернулся в заброшенный дом, который был за вратами, расписанными жёлтыми узорами.