— Все! На сегодня хватит!

— Последний вопрос, доктор! Может быть, в пылу ссоры было названо чье-то имя? Вспомните, Миша, вспомните!..

Носков закрыл глаза, и было не понять: то ли он снова впал в забытье, то ли обдумывал мой вопрос.

— Идемте, идемте, ему нужно отдохнуть, — тормошил Сеглинь.

Я медлил. Я все еще надеялся получить ответ на очень важный вопрос и клял себя за то, что задал его так поздно. Врач вежливо, но твердо взял меня за руку и повлек к выходу. У дверей я оглянулся: Михаил слабо шевелил пальцами, как бы подзывая к себе. Я вернулся почти бегом.

— Вспомнили?

— Пить, — шептал раненый бескровными губами. — Пи-ить...

Я обернулся к Сеглиню, он уже стоял рядом.

— Доктор!..

— Нельзя! Ему вчера весь кишечник перешили. Операция длилась три часа... — Врач говорил все это шепотом, опасливо косясь на Михаила, — не слышит ли.

— Пи-ить!.. — Носков лихорадочно облизывал запекшиеся губы, под болезненно трепещущими ресницами замерцали слезинки.

— Ну что мне с тобой делать! — Сеглинь смочил водой ватку, осторожно провел по губам раненого. Облегченно вздохнув, Михаил открыл глаза.

— Девчонка повторяла: «Не надо, не надо...» Имя называла... — Тонкая морщинка пролегла на гладком юношеском лбу. — Не помню, забыл...

Я легонько пожал вялую ладонь.

— Припомни, Миша, это очень важно. Вспомнишь — скажи доктору, я ему оставлю свой телефон, Счастливо, Миша, выздоравливай!

Он обхватил мою руку холодными негнущимися пальцами

— Увидите маму... передайте... пусть не волнуется... И Алле... ей нельзя... скоро маленький будет... А я... я... выбак... выкаб... выкарабкаюсь...

Наша работа не для слабонервных, но к подобным сценам иммунитета у меня еще не выработалось Да и вряд ли это когда-нибудь случится. Сострадание к страданию, злость против зла. Если нет в душе этих чувств, трудно, даже невозможно работать в милиции...

У самого выхода меня нагнал Сеглинь.

— Вы непременно должны найти этого подонка, слышите? Смерть всегда страшна, но когда она подступает к таким вот молодым... Как подумаешь, что он может не увидеть своего ребенка... еще не родившегося...

2

Я выхожу из отделения реанимации в преотвратнейшем настроении. Что толку хитрить с самим собой? Я могу играть роль многоопытного сыщика перед погруженным в больничные заботы Сеглинем. Но сам-то я в тихой панике, внутри у меня все дрожит и трепыхается. Потому что это мое первое серьезное дело. До сих пор попадались лишь мелкие кражонки да дружеские мордобития. А тут — тяжкое ранение и человек на грани смерти. И все тебе верят, все ждут и надеются. А я никакой не волшебник, я еще только учусь. Ну где, где мне искать этого подлого юнца?..

— Куда поедем, товарищ лейтенант? — спрашивает меня Спирин, открывая дверцу машины. — В райотдел?

— Что нам там делать? Рули на Гончарную!

— Есть на Гончарную! — четко повторяет сержант, круто забирая влево.

Мы мчимся, обгоняя троллейбусы, по безлюдным в этот ранний воскресный час улицам Задвинья и вскоре останавливаемся напротив деревянного двухэтажного дома с застекленной верандой.

— Мы сейчас стоим на том месте, где таксист ремонтировал свою «Волгу», — говорит Спирин, — а само происшествие произошло вон там. — И он указывает на кусты неподалеку от уличного светильника.

Я распахиваю дверцу, выпрыгиваю из машины.

— Сержант, я остаюсь здесь, а вам нужно доставить сюда участковых Волкова и Рябчуна. Срочно!

Машина срывается с места, я направляюсь к кустам на противоположной стороне улицы. Трава на газоне густо усеяна темными пятнами — действительно много крови потерял Носков. Круглые, звездчатые пятна переходят на асфальт, по ним можно четко проследить путь Михаила к дому. Вначале он еще шел, пошатываясь, дальше капли стали принимать форму эллипса — значит, побежал...

По узкой, завитой спиралью лестнице я поднялся на второй этаж. Дверь мне открыла хрупкая маленькая женщина с глубоко запавшими от изнурительной ночи глазами. Ошибиться немыслимо — это могла быть только мать Михаила Носкова. Те же, что у сына, волнистые, вразлет брови, тот же тонкий острый нос.

— Агеев, инспектор уголовного розыска, — представился я.

— Проходите, пожалуйста, — тихо сказала женщина и первая пошла по коридору.

В комнате я увидел низкорослого узкоплечего паренька. Он стоял у придвинутого к стене стола и выкладывал из авоськи бутылки с соками. Оглянувшись на звук шагов, вежливо со мной поздоровался, сказал: