Смелый, но очень глупый поступок. Рвани он ко мне на первой, а не на третьей печати, ещё мог бы успеть, а так… Глупая ошибка, которую он допустил, опять недооценив меня.

Я, ощущая, как жар души вливается в ладони и исчезает бесследно, для видимости выдохнул завершающее слово:

— Фехт.

Реольцу оставалось ещё семь шагов до меня, когда с яркого полуденного неба упали вниз десятки ослепительно-белых лучей, прожигающих всё на своём пути.

Они вонзались в шатры, солдат-реольцев, землю, заставляя последнюю буквально взрываться фонтанами, засыпая всё вокруг пылью, песком и глиной.

Я удерживал печати четыре удара сердца, с каждым ударом вливая в технику жар души. Больше не смог, слишком уж тяжело это далось.

Когда жжение в жилах стало нестерпимым, смял печати и не удержался от широкой улыбки.

Раз я стою и не защищаюсь от меча, значит, реолец не сумел пройти оставшееся расстояние. А ещё, клубы дыма и пыли, которые начал относить в сторону ветер, означают, что с сегодняшнего дня я для всех официально Великий заклинатель. Удар гнева доступен только им. Только им хватает объёма жара души для этой техники и только им хватает умения и контроля, чтобы использовать её. Заклинатель не удержит подобную технику.

Сквозь редеющую пыль, наконец, показался реолец. Похоже, он получил сразу два прямых удара лучами света и лишился правой руки и левой ноги. Неудивительно, что не добрался до меня и не ударил из облака пыли. Мало какой идар старшей крови способен так же уверенно плести умения меча левой рукой, как и правой. А уж если меч утерян, так это и вовсе бесполезно.

К сожалению, его и моему, реолец ещё был жив.

От Ирала это тоже не скрылось, и он расплылся в довольной улыбке.

— Господин! Отличный шанс для новой тренировки. Быстрее, быстрее, пока он не истёк кровью! Подлечите его!

Разумеется, я этого делать не стал. Не хватало мне ещё продлевать мучения. Наши общие мучения. Реольцу всё равно суждено умереть, я за ним третий день бегаю, а мне незачем слишком уж погружаться в тренировку, которой так жаждет самый, наверное, безумный из моих теней.

Поэтому я прошёл оставшиеся пять шагов до реольца, преклонил колено, нагибаясь к нему, и отбил в сторону руку, которой тот пытался ухватить меня за ханбок. Отбил только для того, чтобы открыть ему грудь.

Здесь и сейчас мне не нужно было ни печатей, ни звуковых активаторов. При всём этом тени продолжали говорить, что лишены памяти о техниках, но то, что я собирался сделать — была не техника, и они твёрдо помнили, что для того, что я собирался провернуть, ничего внешнего и не нужно.

Я просто приложил ладонь по центру груди реольца, прямо на припорошившую его землю, надавил всем весом, прижимая его и не давая вырваться.

Он дёрнулся, снова махнул рукой, пытаясь ударить мне по глазам, не сумел, вцепился в локоть, пытаясь сделать что-то ещё, но силы стремительно его покидали вместе с хлещущей из обрубков кровью.

Он понял это, с ненавистью прохрипел:

— Ты-ы-ы…

А я сосредоточился, потянувшись к тому, что должно было находиться в его теле и сейчас должно было там едва держаться. Потребовал: иди ко мне.

И ощутил, как это нечто дёрнулось где-то под моей ладонью. Дёрнулось в глубине тела реольца, глубоко-глубоко. Что-то большое, пульсирующее, пытающееся сопротивляться моему зову.

Я сильнее вдавил реольца в землю и ещё раз потребовал: «Иди ко мне».

Ещё мгновение пульсирующий комок сопротивлялся, а затем вдруг дёрнулся, сорвался с места и… проскочил мимо моей руки, бесследно исчезнув.

Реолец захрипел, выпучил глаза и обмяк. Сердце его больше не билось.

— Господи-и-н, — разочарованно протянул Ирал. — Нужно было подлечить его, а только потом начинать тренировку. Так бы он протянул дольше. Теперь, когда выпадет такой удобный случай, чтобы рядом не было чужих глаз?

Чужими Ирал считал все глаза, кроме глаз Креода. Был прав, на самом деле, но именно поэтому следовать его совету я и не собирался. Да и, вообще, слушал вполуха, сосредоточенный на своих ощущениях, которые в этот раз были ярче. Если опираться только на них, то можно было подумать, что я пытался вырвать из реольца сердце. Мысленным усилием. Но это было не так.

Я пытался вырвать из него жар души. Основу человека, которую когда-то Предки разожгли своим ихором и одновременно с этим разделили, определив — это смерть, это жизнь, это свет, воздух, огонь, земля и вода, а это тьма, где границей между ней и прочими служит пустота. Я пытался вырвать из него этот жар, чтобы затем разрушить его, помешать созданию смертной тени и напрямую отдать весь жар побеждённого Ребелу. Не сумел. Снова.

И снова напомнил Иралу:

— Ещё в тюрьме Академии ты сказал, что для подобного не хватит сил ни Великого паладина, ни даже Хвао.

Он покачал головой:

— И там же, господин мой, я сказал вам, что это не может быть просто, что никогда первый шаг не даётся сразу. Я сказал вам там, что верю в вас, господин, у вас всё получится и чем раньше вы начнёте тренироваться, тем лучше.

Я сложил короткий ответ, на этот раз обойдясь печатью.

Понял.

Ухмылку я скрыл, позволил ей сиять лишь внутри себя.