* * *

Ариос просочился сквозь ткань шатра и тут же взмолился:

— Господин. Господин, вы вправе сердиться, но сейчас должны выслушать меня.

Я, успевший помыться в горячей, обжигающей воде, оттереться песком до скрипа и умиротворённый, за одно мгновение вновь вскипел. Скрипя зубами, процедил:

— Замолчи. Ничего не хочу слышать.

— Господин, вы должны знать. Тот хоу…

Я сам не заметил, как вскочил, как в моей руке появилась плеть света, не запомнил, ни как складывал печать, ни как стеганул плетью. Увидел лишь только, как она наискось перетянула Ариоса, заставив его вскрикнуть от боли, а его тёмное тело вспухнуть светлым рубцом, выцвести в месте удара.

Действует. Я скривил губы в ухмылке. Действует, чтобы их Ребел к себе обратно прибрал.

Всё ещё удерживая плеть, предупредил:

— Ни звука.

Теперь уже, кажется, Ариос скрипнул зубами, отлетел спиной назад, покидая шатёр.

Я сжал пальцы в кулак, ломая печать и развеивая плеть, возвращая жар души к сердцу, но не успел даже снова сесть на лежак, как из-за стенки раздался голос Ариоса:

— Господин. Тот хоу, которого вы спасли, обезумел, осознав тяжесть ран, едва встав, он бросился в канцелярию армии и обвинил вас в куче вещей.

Я замер, пытаясь взглядом прожечь шатёр. Хитрый ублюдок. Пользуется тем, что я не могу ударить, разрубая сам шатёр. Процедил:

— Ко мне.

Ариос и не подумал выполнить приказ, зато сквозь шнуровку полога засунул голову Кодик.

— Господин, вы звали или мне послышалось?

Я перевёл на него взгляд, и Кодик дёрнулся, словно я и его стегнул:

— П-понял, не беспокою.

— Назад!

Мой приказ заставил его замереть с наполовину вытащенной обратно головой.

— Э-э-э, назад это куда, господин?

— Зайди ко мне, — устало буркнул я. Едва Кодик дёрнул завязки и проскользнул ко мне, потребовал. — Когда вы меня встретили, я услышал какие-то слова про баб и матушку, которая в чём-то там права. Это ты о чём шептал?

Кодик облизал губы. Но молча. Я фыркнул:

— П-ф! Когда ты стоял в поле перед птенцами Кузни, то выглядел уверенней.

Со словами угадал — Кодик сразу как-то взбодрился, повеселел, отшутился:

— Так тогда мне и терять было нечего, господин. Деньги за службу уже получил, только и оставалось, что принять судьбу. Правда, я не знал тогда, что в моей судьбе главным испытанием окажется голод. И с чего вы нас морили им, господин?

А вот я, напротив, нахмурился. Что он несёт? С неверием уточнил:

— Ты что, проверяешь меня?

Он тут же спрятал лицо поклонившись:

— Господин, я бы не посмел.

Но, похоже, так оно и было. Я покачал головой и сказал, глядя на макушку с намечающейся проплешиной:

— Морил не я, а правила Кузни, по которым нужно было выбирать, на что тратить награду за задание: на еду или на ночлег в тепле.

Кодик разогнулся и снова повинился, но уже совсем другим тоном:

— Простите, господин, но вы так сильно изменились, что поневоле в голову лезут странные мысли.

— Прощаю, — отмахнулся я. — Отвечай лучше на мой вопрос.

— Это ваш отец, — улыбнулся Кодик. — Когда я помогал Эвере выбраться из повозки, он сказал, что вы каждый раз из похода притаскиваете с собой бабу, а ваша матушка это услышала.

Я вскинул брови, пытаясь вспомнить, когда я это делал такие вещи. Что значит каждый раз? Я и домой возвращался всего лишь однажды. Да, в тот раз с нами вернулась женщина по имени… Я потёр лоб, пытаясь вспомнить, как её зовут. Не сумел. Помнил ту стычку с бандитами, помнил, как заставил Креода восстановить силы, помнил, что тени посоветовали взять её с собой, чтобы добавить обязанного жизнью человека в свои слуги.

Но я, мало того, что не помнил её имени, так и не поучаствовал в её судьбе. Суд, поединки, тюрьма, Академия, не до её судьбы мне было, свою бы удержать в руках.

В общем, странные слова отца. Ну, была та женщина, ну, привёз Кодик эту сестру Листена, но без меня же? Но мысли поневоле неслись дальше. Ещё была Леве, с которой я вернулся в лагерь, и Преферо, которую я сегодня нёс на руках. Невольно потёр шрам на щеке. М-да, что-то в словах отца есть, конечно. Но всё же про каждый поход — очень сильное преувеличение.

Из-за стены шатра снова подал голос Ариос:

— Господин! Тот хоу из Великого дома, а главное, знает, кому и что сказать. Господин, он очерняет вас, и добром это не закончится. Господин, прикажите, и мы закроем ему рот.

У меня дёрнулась щека, которую я оглаживал. Прижав её пальцами, я на миг стиснул зубы. Чтоб они имена свои забыли, ублюдочные тени. Как решить за меня, что мне нужно стать сильнее и биться с реольцами, так они сами, а теперь разрешения спрашивают, чтобы их Ребел к себе прибрал, да меня освободил.