Что сказать? В чём, в чём, а в умении работать с массами людей товарищ меня превосходит, несмотря на читерную эмпатию-деэмпатию. Сложись его жизнь по иному — и шутник сумел бы стать хорошим политиком. Наверно.

Задатки у него есть, только направление мотивации подкачало.

* * *

Ещё вчера, даже ещё утром, Рена считала размолвку со своим молодым человеком если не мировой трагедией, то поводом для истерики, а затем и посещения столь злачного места, как казино. Будто это докажет, что она не какая-то там скучная и закомплексованная тихоня, а яркая и самостоятельная личность, и глупый парень тут же прибежит извиняться. Как же смешно это было вспоминать!

Ещё вчера ей казалось, что предел унижения — это показаться перед обществом в неподобающем виде. Совсем недавно она думала, что смелая и решительная: не побоялась в одиночку идти в казино и на полузапретное мероприятие записалась! Одна, без сопровождения своего возлюбленного и защитника, не говоря уж о служанке или охраннике! Думала, что истории дедушки, который иногда, выпив, начинал вспоминать о своей молодости, службе в армии и о том, как ему порой скручивало внутренности от страха — не более чем призванное впечатлить окружающих преувеличение. Разве можно всерьёз считать, что храбрый военный станет чего-то там бояться? Ведь даже она — смелая и ничего-ничего не боится!

Ещё утром…

Сегодняшний день показал молодой дворянке, что это не она такая решительная и бесстрашная, просто её оберегал незримый пузырь, который отсекал от девушки всё слишком страшное и опасное. А глупая Рена в наивности своей полагала, будто таков весь мир — скучный, пресный и безопасный. То есть она видела, как порют слуг, наблюдала, как казнят какого-то очередного бандита или бунтовщика, и даже слышала о войне, начавшейся с забывшими своё место варварами по соседству.

Да что там?! Она сама, мня себя записной авантюристкой — Рена ведь уже бывала в таком приключении, хоть и не в одиночку, а со своим возлюбленным — присоединилась к группе, отправляющейся на исследование жизни низов общества и прочих отбросов. Она уже видела несколько отвратных харь, которых требовалось посадить в тюрьму лишь на основании их отъявленно бандитского вида. Или худых и болезненных нищих, которым даже бросила несколько монеток. А те устроили жестокую драку за жалкие серебрушки. Ужас! Словно звери! Но…

Все эти отталкивающие и пугающие вещи будто бы существовали в ином измерении, будучи всего лишь миражом, неспособным по-настоящему угрожать представителям вершины общества и человеческого вида. Потому и воспринимались, словно чудища, изображаемые не очень талантливыми актёрами на сцене детского театра. Но на деле отнюдь не окружающий мир — мираж; это представления одной глупой девчонки оказались иллюзией.

Иллюзией, в одно мгновение сметённой заскорузлой — наверное, годами не мытой — бандитской рукой и растоптанной грязными сапогами.

И когда банда вонючих и вульгарных оборванцев, совсем не похожих на брутальных и напористых разбойников из эротических романов, окружила их сбившуюся в кучу компанию, избила осмелившихся дать им отпор мужчин и загнала сбившихся в кучу дворян в тесную, тёмную и страшную темницу — она сочла, что это конец. Что она перешагнула рубеж страха, который может испытывать человек. Потому что хуже стать просто не может.

Она даже чуть не описалась! Дурацкое шампанское, которым она пыталась заглушить боль и обиду на так огорчившего её парня! Как бы она хотела вернуться назад во времени и броситься ему на грудь, чтобы с облегчением расплакаться, признать себя виноватой и забыть обо всех сказанных глупостях!

Но нет: вместо того, чтобы очнуться от затянувшегося кошмара, ей пришлось испытать новую вершину унижения, как какая-то грязная крестьянка при всех облегчаясь в ведро! Дурацкое-дурацкое-дурацкое шампанское! Больше никогда она не станет его пить! И пусть вокруг было темно, а проявившие солидарность девушки закрыли её своими спинами — она тоже впоследствии оказывала такую услугу — сжигающих её изнутри стыда и отвращения это ничуть не отменяло.

И снова она ошибалась: истинное мироздание, открывающее возомнившей о себе глупышке свои жуткие глубины, тогда показало лишь часть своего ужасающего облика.

— …Ух, какая жопа! — довольно воскликнул один из бандитов, самым бесстыдным образом схватив Рену за ягодицу и пребольно, до слёз, сжав.

— Уи-и! — взвизгнула от боли шокированная и растерянная девушка.

Как же так? Она… лишняя? И с теми, кто не нужен бандитам, хотят сделать… что-то страшное? Этот грязный мужлан сейчас её…

«Нет-нет-нет! Это невозможно! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Это всё сон! Сон! Страшный кошмар!!!» — в яростном отрицании думала она. И всё это отрицание, шок и неверие, вызвали эмоциональный всплеск, который выразился в привычных действиях и словах:

— Нахал! Что вы себе позволяете?! — под звук нанесённой бандиту пощёчины, воскликнула Рена. А когда сообразила, что сделала… тогда стало уже поздно.

— Ха, дикая! Люблю таких, — обдав девушку зловонием изо рта, гадко осклабился мерзавец и ударил свою жертву в живот.

Внутренности скрутил невероятно болезненный спазм, лёгкие потеряли возможность дышать, а разум затопили боль и страх. Она задыхается! Она сейчас умрёт! Или не умрёт. И тогда… тогда её осквернят бандиты. И она сама наложит на себя руки!