Шрифт:
Собственно, после того перехода я и научился цепляться за малейший выступ, но каждый раз это отзывалось воспоминаниями о жутко холодных ночах, и кости начинало немного ломать.
А с новым телом такого эффекта не было… Интересно.
Осторожно отодвинув шторы, я заглянул внутрь.
И лучше бы я этого не делал.
Не, я слышал, что у куртизанок всякие услуги бывают. Но свернувшийся калачиком здоровенный пузан под бочком у полуголой пышной женщины, которая читала ему какую-то детскую сказку…
В общем, мужикам в этом мире иногда приходится слишком тяжело.
А этот лежал с довольно милой лыбой под пышными седыми усами и внимательно слушал, как ужасный демон Светозар разруш…
Погодите-ка!
В смысле — ужасный?!
В смысле — демон?!
Это что за сказки такие!
— И когда великие герои разоблачили ужасного узурпатора, под чьей личиной скрывался сам Повелитель демонов, тот разозлился и показал свою истинную форму. И бились они три дня и три ночи…
Я с раскрытым от глубочайшего возмущения ртом завис напротив кровати.
Они чему вообще детей учат такими сказками!
Демон, узурпатор, три дня и три ночи… Да я с Бергиром разделался в два счёта! Эти засранцы едва могли его у стен задержать, пока я… Ну, готовился к выходу, в общем.
Не, вы поглядите. Этот усач ещё и воевода, судя по отметкам на кафтане.
И плевать, откуда я знаю, что на таких кафтанах именно такие отметки носят нынешние воеводы. И гривна ещё серебряная лежала.
А, казалось бы, серьёзный человек…
Не, методы душевного излечения — это дело сугубо личное и попрекать я не смею. Но такую чушь слушать!
Пойду-ка я отсюда побыстрее, пока не выдал себя от злости.
Удалось тихо приоткрыть дверь и проскользнуть в узкую щель. Кажется, не заметили. Осторожно закрыв створку, я развернулся, чтобы пойти дальше. И снова замер с открытым ртом.
Потомки, вы что творите!
В большом зале, освещённом тусклым светом сотен свечей, творилась настоящая вакханалия.
Я такое только на фресках видел, серьёзно. И то случайно.
Похоже, тут веселились от души. У стен играли разодетые музыканты, по центру на выступающей платформе танцевали сразу несколько девушек в откровенных нарядах, а вокруг восседали дорогие гости, с которыми заигрывали по две, а то и по три женщины.
И по рожам, я бы сказал, они на бандитов не тянули. К тому же, у каждого стояло по одному вооружённому охраннику, явно не из ватаги.
Хм… Ну-ка, проверю кое-что.
Я спустился на первый этаж и убедился в собственных догадках. Здесь развлекали свиту тех, что сверху.
Уровень мероприятия был немного пониже, но стены комнат едва не дрожали, а в общих местах попивали вино и отдыхали довольные клиенты. И одежда, разбросанная повсюду, намекала, что принадлежат они отнюдь не к простому сословию. Даже не купцы.
И картина начинала вырисовываться.
Я снова забрался наверх. Хотел миновать второй этаж и сразу забежать на огонёк к Топору, но вдруг услышал знакомое имя… ну, или кличу — пёс этих бандюганов разберёт.
— Ясых! — грубо позвал кого-то толстый лысоватый мужик в длинном балахоне. — А ну иди сюда!
Он говорил приглушённым шёпотом, чтобы не отвлекать гостей, но довольно грозно.
— Чего тебе, Стрекоза?! — гаркнул поджарый мужик, подойдя поближе.
Плечистый, в боевой кожаной куртке с нашитыми металлическими бляшками и с изогнутой саблей на поясе, вроде тех, что носил народ Кхазара.
— Пойдём внутрь. Разговор есть.
Пузан жестом указал на дверной проём, ведущий в небольшую комнату, и они зашли внутрь.
Я едва успел проскользнуть перед ними, чтобы послушать, о чём будет речь.
В тесном кабинете, обставленном шкафами с документами, в углу располагался стол, за который и сел, надо понимать, Стрекоза.
Тут было душновато, пахло воском и чернилами. А свет был такой тусклый, что у меня начало рябить в глазах от воспоминаний о работе над печатью.
Даже чуть подташнивало.
— Ты и твои парни не сдали добычу в общак, — ядовитым голосом прошипел Стрекоза.
— Мы всё сдали! — гулко возразил Ясых.
— Это вы по старым мерам сдали. А по новым — должок.
Тут Ясых наклонился над пузаном и громко ударил кулаком по столу. От удара несколько листов съехали со стопок, а свеча содрогнулась, отчего комната заиграла тенями.
— Вот и плати сам по новым мерам. Я своих парней обдирать не дам. Понял?!
Стрекоза со лживой хитрой улыбкой пододвинул один из упавших листов, вздохнул, взял перо, макнул в чернильницу и сделал какую-то запись.