Шрифт:
Год я оставался у Дедовичей, пахал, бороновал, жал серпом созревшие хлеба, вязал и свозил снопы, даже косил понемногу.
Надо отметить еще один случай, касающийся евреев. Весной 1943 года группа евреев из Белостокского гетто пробиралась на восток к партизанам. Мальчишки обнаружили их на лугу спящими в стогу сена, и прибежали в деревню Нацково (недалеко от Деречина) с криком:
– Жиды, жиды!..
Против винтовок самааховцев деревни Нацково беглецы отстреливались из револьверов, и немецкие пособники, не приближаясь, убили их. Потом я слышал, как самааховцы всенародно хвастались, что на каждом убитом еврее было по несколько свитеров, дырки зашили и кровь отмыли, а немцы похвалили.
Мой друг Виктор Балобин, сотрудник Белорусского НИИ плодоводства, попал перед освобождением Белоруссии в полицейскую засаду. В тюрьме их утешили, что партизаны уже приравниваются к военнопленным и не подлежат смертной казни, но среди них был еврей, его одного и убили. Полицаи ходили смотреть на "последнего жида".
В начале лета 1944 года, в третью годовщину немецкой власти, вдруг забегали полицаи. Погрузили в повозки награбленное добро, усадили домочадцев и уехали. Странно: считалось, что фронт где-то за сотни километров за Витебском, и вдруг такая паника.
Назавтра на шоссе из-за реки Щара появились советские танки, за ними артиллерия на конной тяге и длиннющий обоз. Неужели красные? Но на повозках сидели мужчины в эсэсовском обмундировании с нарукавными нашивками РОА власовцы. Это была сформированная из полицаев Орловской, Курской и Смоленской областей дивизия Каминского, коменданта оккупированного Орла. Немцы вооружили власовцев советским трофейным оружием. Странная армия: на лафете пушки лежит старик с седой бородой, а рядом бежит подросток с винтовкой. На повозках женщины и дети. У всех на шее алюминиевые крестики. Воины самого Бога.
Несколько власовцев направилось к нам. Ничего не говоря, вывели коня, коров и телят, похватали и повязали овец, а невесть откуда взявшиеся бабы погнали свиней. Теперь Деречин грабили так же основательно, как за два года до этого некоторые жители местечка грабили имущество расстрелянных евреев. Власовцы заходили в кладовые, забирали муку и последнюю буханку хлеба. В поисках закопанного добра со знанием дела пороли шомполами землю в гумнах и огородах. Ничего удивительного: власовская дивизия состояла из тех же бывших колхозников, которые в свое время грабили помещиков, а потом раскулаченных ими соседей.
Немецкие пособники гнали схваченных в деревнях мужиков, используя их для ремонта мостов, а также в качестве живых миноискателей. За ними тянулся кровавый след. Проходя через партизанские районы, расстреливали заподозренных в связях с партизанами, не щадя стариков. Так было на хуторе вблизи переправы через Щару. Отступая последними из местечка Дятлово, сожгли живьем всех оставшихся в тюрьме.
В последующие дни за власовцами шли казаки, крымские татары и воинские соединения нацменов юга России. В колодцах уже воды не стало, а гитлеровские пособники все шли и шли. Казалось, вся Россия двинулась вместе с отступавшими немцами. Откуда их столько взялось? Как с голодного края, они всё искали, чем бы еще поживиться? Вот казак обнаружил спрятанную в кустах корову нашей соседки. Ее муж погиб в 39-м в боях поляков с нем нами, и она, обремененная выводком малых детей, с трудом сводила концы с концами. Казак тащил корову, а его жена подгоняла прутиком упиравшуюся скотину. Вслед бежит вдова с детьми и просит:
– Паночку! Отдай коровку, мои детки с голоду помрут.
Казак огрызается:
– Молчи, блядь! Хочешь корову большевикам оставить?
Полька оторопела, для нее все годы русские отождествлялись с большевиками.
– Вы же и есть большевики, - крикнула она.
Рассвирепевший казак начал нагайкой избивать хозяйку коровы. Она упала, затем поднялась и, сопровождаемая плачущими детьми, побежала домой.
В другом месте две бабы несут мешок с мукой. Этих мешков на повозке уже целая куча. Конь пристал, рассохшиеся колеса скоро развалятся, а им все мало.
Власовцы расположились у нас на ночь на полу. Лишь один пожилой в гражданской одежде остался с винтовкой сидеть на табуретке. Филомена спросила его:
– Зачем тебе, старому, нужна винтовка?
– Нам сказали, что у вас кругом бандиты, вот и приходится защищаться.
– Какие бандиты? Это же ваши советские партизаны.
– Я тоже советский, был председателем колхоза, но не хочу, чтобы командовали жиды.
– Жиды...
– грустно улыбнулась Филомена.
– Недалеко отсюда всех уложили в ямы. Но ваши дружки расстреляли не только жидов, они убили и моих деточек. Куда же вы теперь денетесь? Недалеко отсюда уже граница.
– Немцы обещали нам отдать Восточную Пруссию.
– При Польше некоторые ходили туда на заработки. Немцы там богато живут, неужели думаете, они вам отдадут свое богатство, а сами наймутся к вам в батраки?
Прошла неделя, и советские войска без боя вошли в Деречин.
УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ
Власть переменилась, но теперь надо было срочно убрать урожай, иначе моих благодетельниц, ограбленных власовцами, ожидала голодная зима. За несколько бутылок самогонки красноармейцы дали Анне коня, и мы начали свозить снопы в гумно. Помогать мне взялся Новик - деречинский еврей, которому Филомена обещала пшеничной муки нового урожая. Удивительно, как этот тщедушный человечек с худенькой женой и тремя детьми моложе десяти лет осмелился бросить вызов могучему рейху, его плану по "окончательному решению еврейского вопроса" и накануне расстрела гетто уйти с семьей в лес. Два года они побирались по деревням партизанского района, прятались в лесах во время облав и назло судьбе все выжили. Однажды, не выдержав, я признался ему, что я еврей. Новик охнул, подался назад, чуть не свалившись с высоты нагруженного снопами воза. Долго не мог выговорить ни слова, только ойкал. В то время, увидеть еврея было так же маловероятно, как встретить легендарного снежного человека.