У Нёмы убили любимую девушку Иду. Он рассказал о плане восстания в гетто и причину его неудачи. При попытке проведения акции в гетто еврейские рабочие, находившиеся за пределами гетто, должны были поджечь деревянные постройки в городе, а вооруженная группа - захватить полицейский участок, где хранился запас оружия. Во время акции обычно полицаи направлялись в гетто, что облегчило бы задачу вооруженной группы. В самом гетто наши товарищи открыли бы огонь по гитлеровцам. В создавшейся суматохе можно было бы вывести узников в леса. По-видимому, кто-то выдал немцам план восстания, поэтому утром загнали рабочих в тупиковую улицу. В гетто вошла группа немцев под видом солдат строительной организации "Тодт" за оставшимися рабочими, а в это время в считанные минуты гетто окружили фельджандармы. Убедившись, что планы восстания расстроены, немцы ввели полицаев, поднаторевших в своем деле. Группа Нёмы, не получив команды на открытие огня, ушла в подземелье и просидела там до конца акции.

По указанию властей ведется перепись оставшихся в гетто узников. Соответственно количеству убитых опять сократили территорию гетто. Отрезанную часть сразу отгородили колючей проволокой. Оставшихся там евреев продолжают искать и вывозить на расстрел. Занимаются этим только полицаи. Выходя из гаража, вижу, как там целыми днями полицаи копают во дворах, забираются даже на крыши. Теплый день конца лета. Убрав в гараже, выхожу погреться на солнышке. За пределами гетто тротуары запружены прохожими. Полицаи гуляют со своими дамами. Из ворот отрезанной части гетто выезжает открытый грузовик. В нем, тесно прижавшись друг другу, сидят извлеченные из схронов евреи. Почти все обреченные - женщины и дети. Головы опущены, видны лишь белые головные платки. В середине сидит седой мужчина. Два полицая с револьверами стоят опершись спиной о кабину, а два других сидят на заднем борту. Евреев везут на расстрел на виду у всех. Вдруг, полицай у заднего борта поднимается и с силой бьет толстой палкой сидящего мужчину. Может, он шевельнулся, может, пытался выпрыгнуть? Палка сломалась, но полицай хватает другую и продолжает наносить удары по седой голове. На перекрестке грузовик притормаживает и поворачивает налево к расстрельным ямам.

Накануне мне дали почитать книгу на польском языке "Я жгу Париж" Бруно Ясенского. В ней обиженный обществом француз бросил в городской водопровод пробирку с микробами холеры, после чего люди стали падать и умирать на улицах Парижа. Глядя, как безразличны на арийской стороне к только что увиденному, я с удовольствием повторил бы дело француза и со злорадством смотрел бы, как падают и умирают полицаи и их дамочки.

Но чудес на свете не бывает, солнце продолжает светить как прежде, полицаи и немцы продолжают веселиться, уверенные, что при любом повороте событий им не придется отвечать за массовое убийство евреев.

Несмотря ни на что, в юденрате настроены оптимистично. Там нас обрадовали: немцы заявили, что поскольку теперь остались лишь нужные евреи-рабочие ("нуцлихе юден"), гетто преобразуется в рабочий лагерь ("арбайтер лагер") и больше акций проводиться не будет. Однако чувствовалось, что мы доживаем последние дни. Ведь вокруг, в местечках и городах, убили уже всех евреев, в том числе и "нуцлихе юден". Группа Нёмы Иоселевича уходит ночью из гетто.

Прошу друга взять меня с собой, хотя я еще не взрослый, но могу им пригодиться в разведке. Но Нёма не берет меня с собой, говорит - не имеет права. Он считает, что мне не составит труда уйти днем, имея "арийский" паспорт. Советует идти на юг, в Полесье, где я смогу найти партизан. Нёма прощается с матерью. В глазах у нее - ни слезинки:

– Иди сынок, отомсти за всех нас.

В гетто мне встретился незнакомый, исхудавший со всклокоченной бородой старик. Он остановился, внимательно присмотрелся ко мне, и вдруг затрясся, затопал ногами:

– Ты, с твоей внешностью, что ты здесь делаешь? Беги отсюда, беги!

Да, мне уже здесь делать нечего. Переца убили, Нёма ушел. Однако надо обязательно найти партизан, а в партизаны, говорят, принимают только вооруженных беглецов из гетто. То оружие, которое мы раньше принесли, забрали другие.

Пришла мать Переца. Просит взять с собой ее старшую дочь Мирку. Мирка - красивая девушка моих лет, но черные вьющиеся волосы выдают в ней еврейку.

Я признался, что собираюсь покинуть гетто, но не знаю даже, куда направиться. Уходить с Миркой можно только ночью. Я пытался найти удобный проход. Немцы запретили евреям селиться в домах вблизи ограды. Миновав крайний незаселенный дом, я оказался у самого забора. Видно, что и на той стороне дома нежилые. Ночью здесь можно будет выбраться. Полицай срывает винтовку с плеча и, не прицеливаясь, стреляет. Быстро ретируюсь. Мальчишка из соседнего дома кричит, чтобы я ушел от забора, полицаи стреляют здесь без предупреждения. Оказывается, ночью усиливают караулы, и из гетто через проволоку незамеченным не пробраться. Я решил сначала найти партизан, а затем забрать сестру Переца.

Надо приобрести оружие. Единственная надежда - "Инженер". Он - верткий парень, хвастается, что все может. Выслушав меня, "Инженер" согласился к концу недели достать для меня пистолет за имеющиеся у меня две тысячи рублей. К этому сроку я раздобыл килограмм сала и буханку хлеба. Есть у меня полушубок. Свои вещи прячу на чердаке гаража.

"Инженер" принес товар. Выходим из гаража, вокруг развалины и со стороны нас не видно. "Продавец" вынимает револьвер, демонстрирует, что он исправен. Он не спеша прячет мои деньги в карман, а затем - туда же и револьвер.

– Слушай, Пипель, лучше, чтобы револьвер остался пока у меня. Поговори со своими евреями, пускай дадут еще денег, я вам раздобуду даже пулемет, ведь у вас и золота много.

В это время мимо медленно проходит полицай, страхует моего "друга". Вот как обернулось дело! Но я хватаюсь за спасительную мысль о золоте, теперь моя очередь заманить его в капкан. Рассказываю, что у меня закопано золото у родственников в Полонке.

– Ну и отлично. Зачем тебе сидеть в гетто? Поедем в Полонку, там у меня дядя начальник полиции, заберем золото, поделим, а тебя переправим в Польшу.