Сидя в палатке, Мак и Джим почувствовали перемену, напор толпы ослаб, истощился в сотнях разрозненных криков.

– Да мы знаем, Лондон!

– Ясно, только чего ж он нас трусами обозвал…

Мак дышал тяжело, прерывисто.

– Это было совсем близко, Джим. Совсем рядом…

Квадратная тень Лондона все еще маячила на полотнище палатки, но возбужденное многоголосье ослабевало, рассеивалось, теряя свой грозный смысл.

Лондон расширил тему:

– Если кто-то из вас, ребята, считает, что я прячу у себя банки персиков, можете войти и осмотреть палатку!

– К черту, Лондон! Никогда мы такого не думали!

– Это все сукин сын Берке нас натравливал!

– Он под тебя подкапывался, Лондон. Я слышал, что он болтает.

– А раз так, убирайтесь. Мне есть чем заняться.

Тень на стенке палатки оставалась там, пока голоса не стихли, а толпа возле палатки не рассосалась. Лондон приподнял полотнище входа и вошел усталый.

– Спасибо, – сказал Мак. – Ты не можешь знать, до чего близка была опасность, так, как это знаю я. Ты справился с ними, Лондон. О, как же ловко ты с ними справился!

– Я был напуган, – признался Лондон. – Но знаешь, не из-за этого ты можешь думать обо мне плохо. На обратном пути я поймал себя на том, что мне хочется прийти и собственными руками убить тебя. – Он осклабился. – Не знаю, почему это так.

– Никто не знает, – пожал плечами Мак. – Но факт остается фактом. Расскажи нам, что было на дороге.

– Мы смяли их, – сказал Лондон. – Набросились так, как будто и нет их там совсем. Они пустили газ, и некоторые ребята стали кашлять и вопить, но эти новоиспеченные копы не имели, черт возьми, против нас ни единого шанса. Кое-кто из них попросту бежал, думаю, даже большинство. Ну а те, кто остался, были разбиты в пух и прах. Ребята были злы как черти.

– Стрельба-то была?

– Нет. Не успели они. Постреляли в воздух, думали, мы остановимся. А мы все напирали и напирали. Есть копы, которых хлебом не корми, только дай пострелять в нас, но большинству это не нравится. Вот мы их и смяли. И баррикаду разрушили.

– Ну а машины-то прошли?

– Да, черт возьми. Восемь машин прорвались. С парнями, злыми, как сто собак.

– Копов поубивали? – спросил Мак.

– Что? Поубивали? Не знаю. Я не глядел. Может, и поубивали. Могло быть и такое. Думаю, даже пулеметный огонь нас бы не остановил.

– Здорово, – похвалил Мак. – Вот если бы можно было подогревать народ по желанию, как конфорку включают: надо – включаешь, не надо – выключаешь, тогда бы мы революцию эту чертову устроили завтра же, а к вечеру того же дня все было бы уже кончено. У наших настроение изменилось очень быстро.

– Да все из-за бега этого, – сказал Лондон. – Почти милю бежали. Когда возвращаться надо было, они уже все запыхавшиеся были, без сил. Я и сам едва на ногах держался, тошнило. Бегать-то не привык!

– Понятно, – кивнул Мак. – Причина, однако, не в беге. Просто такие штуки что-то с кишками делают. Наверняка у многих сейчас весь завтрак наружу вывернуло.

Казалось, Лондон только теперь вдруг заметил Джима. Пройдя, он хлопнул Джима по спине.

– Это твоя заслуга, Джим. После того как я ненароком саданул Берке, я не знал, как мне, черт возьми, быть и что делать. И ребята, что вокруг стояли, тоже не знали, что им делать. Меня схватить или еще кого. Я глянул, а тут ты мне показываешь, и я тогда понял, что делать.

Джим просиял от удовольствия.

– От меня пользы немного с моим-то плечом… Я все думал насчет слов Мака о том, как пролитая кровь вроде как заводит ребят. Помнишь, как ты это говорил, Мак?

– Помню, конечно. Только не уверен, что вспомнил бы, будь я на твоем месте. Не знаю, как тебе это удается, Джим. Все вокруг теряют голову, все, кроме тебя. Слыхал я, что твой старик не был шибко умным, звезд с неба не хватал, все больше дрался. Так что от кого ты привычку взял думать головой – непонятно.

– Мне всегда приходилось перво-наперво о пользе дела думать, – сказал Джим. – Отец был и вправду таким, как ты его описал. А вот мать была благоразумной до безобразия.

Лондон сжал кулак и с изумлением увидел свои разбитые в кровь костяшки.

– Господи! Нет, ты только взгляни!

– Ну да, ты их разбил, – подтвердил Мак.

– Это я об этого сукина сына Берке их разбил! Как он там, Джим? Я ему, кажется, чуть ли не голову оторвал, когда треснул.

– Не знаю, как он, – сказал Джим. – Кто-то снял его с помоста.