– Почему бы нам тогда не предложить ребятам сняться с места всем гуртом? – недоуменно спросил Лондон.

– Не так громко, пожалуйста. Парня разбудишь. Скажу почему. Они могут держать в страхе наших ребят, но и мы можем нагнать на них страху. Мы вдарим по ним последним залпом. Если они убьют кого-нибудь из наших, новость эта разнесется даже и без газетного сообщения. И это разозлит парней. И у нас появится враг, понимаешь? Люди сплачиваются теснее перед лицом врага. Парни, которые жгли амбар, – такие же, как мы, только газет начитались. Ясно? Мы должны перетянуть их на нашу сторону, и как можно скорее.

Он вытащил изрядно похудевший, словно сдувшийся, кисет.

– Вот, сохранил табачку немного. Курить охота. Ты куришь, Лондон?

– Нет. Жую табак, когда достать удается.

Из оберточной бумаги Мак свернул себе тонкую самокрутку. И, приподняв колпак, закурил от лампы.

– Тебе соснуть надо, Лондон. Одному богу известно, что нас ждет ночью. А мне в город надо, ящик почтовый отыскать.

– Тебя могут поймать.

– Не поймают. Я садом проберусь, они и не увидят.

Он глядел куда-то мимо Лондона, в глубину палатки, там, где была тыльная ее сторона. Задняя стенка палатки вдруг вздулась, приподнялась, в палатку вполз и встал во весь рост Сэм. Он был весь в грязи, в порванной одежде. Худую щеку пересекала длинная царапина. Рот запал от усталости, глаза провалились.

– Я только на минутку, – негромко предупредил он. – Господи, ну и задачу вы мне задали! Такую охрану выставить! Я ж не хотел, чтобы видели меня. А то ведь навести на нас – самое милое дело!

– Ты отлично сработал, – сказал Мак. – Мы видели пламя.

– Понятное дело. Дом почти дотла сгорел. Но штука не в этом.

Он опасливо покосился на спящего Джима.

– Я… застукали меня.

– Черт!

– Ага. Схватили. Заприметили.

– Ты не должен был являться сюда, – сердито бросил Лондон.

– Знаю. Но хотелось вам сказать. Вы в глаза меня не видели и слыхом обо мне не слыхивали. Пришлось мне… Я из него все мозги вышиб! А сейчас – пора! Если опять поймают, ничего не надо, понял? Я трёхнутый. Чокнулся я, ясно? Все о Боге толкую, дескать, это он мне приказал. Это я и хотел вам сказать. Чтоб не делали ничего, не рисковали из-за меня. Не желаю я этого!

Лондон подошел к нему, взял за руку.

– Ты хороший парень, Сэм. Лучше не бывает! Мы еще встретимся.

Мак не сводил взгляда со складки входного полотнища. Очень хладнокровно, через плечо, он бросил:

– Доберешься до города, вот адрес: Сентер-авеню, сорок два. Скажешь: от Мейбл. Там покормят только. Разок. Больше не ходи.

– Ладно, Мак. Привет.

Опустившись на колени, Сэм высунул голову наружу, секунду мешкая, вглядываясь в темноту, а потом протиснулся в щель, и стенка палатки опустилась на место.

Лондон вздохнул:

– Надеюсь, что улизнет он. Хороший парень. Лучше не бывает.

– Не думай об этом, – сказал Мак. – Придет час, и кто-нибудь шлепнет его обязательно, как малыша Джоя шлепнули. Он и знал, что ему это на роду написано. Как и мы с Джимом знаем, к чему дело идет, что пристрелят нас, раньше или позже. Так будет, почти точно будет, но это не важно.

Лондон даже рот раскрыл.

– Господи, что за дикий взгляд на то, что происходит! Радость какую это вам дает, что ли…

– Ты в самую точку попал, – сказал Мак. – Именно радость. Радость, о которой большинство даже понятия не имеет! Когда делаешь что-то важное, значительное, чувствуешь такой подъем, такое воодушевление, что это остается с тобой надолго. А вот когда работа твоя бессмысленна и никуда не ведет, падаешь духом. Наша работа продвигается медленно, мелкими шажками, но все наши шаги – в одном направлении. Но что-то я заболтался, а ведь мне идти надо.

– Не попадись им смотри!

– Постараюсь. Но слушай, Лондон. Нет ничего для них слаще, чем уничтожить меня и Джима. Я-то о себе позабочусь, но сможешь ты остаться здесь и приглядеть, чтобы с Джимом ничего не случилось? Сможешь?

– Конечно. Здесь и обоснуюсь.

– Не надо. Ложись прямо на тюфяк, с краю. Главное – не дай им сцапать парня. Он нам нужен, он ценный кадр.

– Ладно.

– Пока, – сказал Мак. – Постараюсь вернуться пораньше. Хочется мне узнать, как там и что и на каком мы свете. Может, газетку куплю.

– До скорого.

Мак молча вышел. Лондон услышал, как он перемолвился словом с охранником, подальше, с другим, третьим. Даже после его ухода Лондон продолжал слушать ночь и ее звуки. Все было тихо, но сон не витал в воздухе. Было слышно, как бродят, шагая взад-вперед, патрульные, как обмениваются они короткими приветствиями, сталкиваясь друг с другом. Кричали петухи – один совсем близко, другой подальше, с голосом густым и хрипловатым, старый, умудренный опытом кочет и молодой петушок, – звучал железнодорожный колокол, слышались шипение пара и скрежет трогающегося со станции поезда. Лондон сидел на тюфяке возле Джима, подогнув под себя одну ногу и согнув в колене другую. Он обхватил руками колено и, склонив голову, уперся в него подбородком. Глаза его неотрывно и вопросительно глядели на Джима, проверяя его состояние.