С замиранием сердца он наблюдал за её полетом. И когда смертельный заряд оказался на улице, заорал:

— Hinlegen!

Все присутствующие в избе синхронно рухнули на пол, даже не подумав оспаривать команду разведчика — жить хотелось всем. Раздавшийся на улице взрыв сопровождался звоном битого стекла, свистом редких осколков, все-таки залетевших в избу и стонами фрицев-солдат, кому не повезло оказаться рядом с разорвавшейся гранатой.

«Ну, хоть каким-то гадам досталось!» — с облегчением подумал Чумаков, первым поднимаясь на ноги и подходя к окну, возле которого возился на полу Кремер.

— Ты как, Фриц? Не зацепило? — протягивая руку оберст-лейтенанту, поинтересовался разведчик.

От жесткого падения на пол рана фрица начала обильно кровить, пропитав повязку и залив и без того испачканную кровью рубаху немца.

— Зер гут, Михаэль… — Вымученно улыбнувшись, произнес Кремен, хватаясь за протянутую руку Чумакова и с трудом поднимаясь на ноги. — Ты второй раз за день спас мою жизнь! Я у тебя теперь вообще в неоплачиваемом долгу…

— Не стоит, Фриц, я сделал то, что должно! — Мотнул головой разведчик, радуясь в душе, что всё вышло подобным образом. Его шансы легализоваться в 13-ой танковой дивизии только что выросли вдвое! — Ты, я уверен, поступил бы так же! — Иван еще повторил то же, что говорил Кремеру и после первого взрыва.

— Как же мне повезло, что я встретил тебя, дружище! — Оберст-лейтенант, буквально повис на Чумакове. Его ноги слегка заплетались. — А ты, идиот, — накинулся Кремер на монаха, так неудачно свернувшего голову ворону, — нас всех едва не угробил!

— Если бы вы не открыли окно, херр Кремер, ничего этого бы не произошло! — заступился за своего «брата» тот самый инквизитор, уже хорошо знакомый Ивану. Видимо он в этой странной компании «ловцов нечисти» считался за главного.

— И слышать ничего не хочу, брат Бартоломео! — заявил Фриц. — Мы поговорим с вами позже, когда я немного оправлюсь.

— Да, действительно, тебе лучше сейчас прилечь, — согласился с начальником штаба разведчик, на мгновение приложив ладонь ко лбу немца. — У тебя жар, Фриц! И рана открылась…

— Проводи меня, Михаэль, — попросил оберст-лейтенант. — А с вами, господа инквизиторы, мы еще разберёмся! — пригрозил он макаронникам «на прощание», покидая избу. — Нам туда, — указал он направление движения. — Я занял лучшую избу в этой дыре, — похвалился Кремер между делом, указав на высокий дом с яркими резными наличниками.

— Может, лучше в лазарет, Фриц? — спросил Чумаков, чувствуя, как тяжело наваливается на его плечо оберст-лейтенант.

— Нет, мотнул головой Кремер, ненавижу запах лекарств и больницы! О! Тухель! — заметил он мелькнувшую невдалеке знакомую фигуру солдата. — Ко мне, живо!

— Вы живы, герр оберст-лейтенант! — обрадовался шутце, подбегая к начальнику штаба. — Там пару наших парней ранило…

— Я вижу, шутце! Не слепой! — вновь отчего-то разозлился оберст-лейтенант. — Где вас таких, тупых, набирают, Тухель?

— Призван в Гельзенкирхене, герр оберст…

— Я понимаю, что в твоей деревне думать было не обязательно, Тухель, — вновь заткнул рот солдату Кремер. — Но хоть чуть-чуть в голове мозгов должно же быть?

— Яволь, герр обест-лейтенант, должно! — вытянувшись по стойке смирно, гаркнул шутце.

Чумаков так и не понял, кто здесь придуривается, а кто кого за дурака держит. Но судя по поведению Тухеля, он давно привык к таким вот придиркам начальника штаба и относился к ним весьма философски.

А вот Кремера такая позиция отчего-то бесила. И он, как тот командир из бородатого анекдота, постоянно прикапывался к подчиненному: то — «почему в шапке?», то — «почему без?». Но лезть в эти разборки Чумаков не желал, ему нужно было к ночи избавиться от опеки Фрица и постараться выйти на связь с партизанами.

Руководством было оговорено несколько мест и дат, когда с ними возможно было встретиться. И сегодняшняя ночь была одной из них. Чумакову было бы куда проще, если бы в Тарасовке присутствовало местное население, но после странной… даже очень и очень странной диверсии, жители, опасаясь мести оккупантов, частью ушли с партизанами в лес, а частью — рассосались по окрестным деревням.

И, вообще, у советского руководства было много вопросов и подозрений, с которыми и должен был разобраться лейтенант госбезопасности Иван Чумаков. Не только диверсия в Тарасовке с применением неизвестного никому «секретного оружия» выглядела странно, также донельзя странным была и сама личность этого «товарища Чумы», который, по его же собственному утверждению, был заброшен едва ли не по личному распоряжению товарища Сталина.

И никто, ни в ставке Верховного главнокомандующего, ни в структурах, занимающихся разработкой подобных операций в стане самого врага, как и на территориях, оккупированных немцами, и слыхом не слыхивал о таком «секретном агенте».