Любовь Гавриловна по причине деликатного положения с удовольствием привалилась к плечу мужа, но вслушивалась не в речи столичного господина, а в тихое шевеление плода - вот где самая настоящая истина, в этом маленьком ростке жизни. Иван Дмитриевич, не склонный верить кому-либо без должных на то оснований, а уж тем более философам, у которых в речах сплошная неопределённость, скептически поглядывал по сторонам, пытаясь угадать, кто уже попался на крючок опытного лектора. Такие, несомненно, имелись.

«Да вот хоть гувернантка наша, - неодобрительно подумал он, – смотрит как кукла, не мигая».

Действительно, отвердев лицом, Мина Осиповна, неподвижно сидящая на стуле, не сводила сияющего взгляда с Анучина, совершенно забыв о своих обязанностях.

«Ну ладно, Раечка увлеклась мистическими практиками, так она по жизни такая, то в одно кидается, то в другое, но этой-то куда, ведь от хозяйской воли зависит, - размышлял Иван Дмитриевич, наблюдая за Миной, странным образом в полумраке похорошевшей, - вот не понравится мне её интерес к этой мутной науке, возьму и выгоню. Но это я так, пока мыслями шуршу. Хотя приглядеться стоит. Вдруг дитю лишнего наговорит, отчего мозги набекрень съедут. Оно нам надо?! Кстати, а где Ташка-то? Ага, вот она, рядышком с крёстной пристроилась, - потеплел он лицом, - руки на колени сложила, слушает, будто что понимает, малявка».

Скучающий Григорий Дмитриевич тоже взглядом по лицам прошёлся и заметил его интерес к гувернантке, понимающе усмехнулся, истолковав его по-своему.

«Ай да братец Иван, вот проныра, вот вивёр! Но не мне судить, - хмыкнул он, - все мы - прожигатели жизни, все склонны… скажем так, к переменам».

Желтовато-красный душный сумрак, покорный движению пламени свечей, дурманил голову, несколько старомодный язык лектора, более мягкий на звук (словно гласные поёт), обволакивал, но не усыплял. Внимание удерживалось тем, что Анучин говорил то тише, то громче, отчётливо выделяя отдельные слова, которые на его взгляд стоило подчеркнуть, а длинные паузы давали возможность осмыслить сказанное. Даже дети, поначалу крутившиеся на меховой подстилке, сидели тихо, почти недвижно, хотя вряд ли понимали, о чём идёт речь.

Музыка слов заворожила всех. Или почти всех.

– Доверьтесь мудрости древних Учителей, - задержавшись взглядом чуть дольше, чем позволено этикетом, на неподвижной фигуре Мины, Антон Маркович едва слышно вздохнул и продолжил, - пусть они ведут нас шаг за шагом, незримо и терпеливо направляя к Свету. Но не стоит думать, что на пути к совершенству нужны особые условия. Это не так. Нет никаких особых условий. Для каждого из вас уже созданы все обстоятельства, неповторимые и строго индивидуальные.

– Это ж получается, - недовольно крякнул чей-то мужской голос, - всё заранее определено? И какой тогда смысл в этой жизни?

– Хороший вопрос!
– откликнулся Анучин, - мы к нему вернёмся. Чуть позже. Кстати, ещё вопросы есть? Задавайте, не стесняйтесь, отвечу по возможности на все. Можно приватно. Я думаю, Раиса Степановна позволит мне немного задержаться в её гостеприимном доме.

– Разумеется, разумеется, - Раечка энергично закивала головой, - но все личные вопросы после ужина. Его подадут через полчаса. Так что у вас, Антон Маркович, есть ещё немного времени, чтобы пробудить наш разум от спячки.

Анучин, отпив глоток остывшего чая, ласково окинул взглядом своих слушателей.

– Вот вы сказали «разум». Но что значит это слово?
– он разбил его на части, - раз-у-м. Раз - развить, у - умение, м - мыслить. Развитие умения мыслить - это и есть разум. Ну что ж воспользуемся этой великолепной возможностью, данной нам Творцом, и попробуем разобраться, в чём же смысл человеческой жизни…

Но только трое из присутствующих в оставшиеся полчаса слушали речи Антона Марковича с тайной надеждой, что эта лекция никогда не кончится.

Остальные ждали ужин.

7. К всеобщей радости конца света ни первого, ни тем более тринадцатого ноября, несмотря на разгул потусторонних сил с их безумными пророчествами, так и не случилось. Тем не менее процесс замены старого на новое, как и положено при смене эпох, уже вовсю шёл, напоминая человечеству, что век, хотя и состоит из сотни лет, но тоже скоротечен, а посему пора итоги подводить как в мировом масштабе, так и в личном.

Поздним вечером, оставшись наконец одна, Мина с удовлетворением отметила в своей тетради, предназначенной для педагогических записей, ещё один пункт, с которым удалось справиться: её воспитанница в рекордные сроки запомнила все буквы и даже пытается самостоятельно складывать из них слова.

Кстати, девочка, как только ей позволили взять куклу в свою комнату, перестала пугать родных ночными прогулками, что положительно сказалось на её настроении, оно стало более ровным, но не однозначным.

Ради изучения грамоты, что позволит переписываться с Иветтой, Таша была готова заниматься хоть целый день, а приходилось - точно по расписанию. Ей редко позволяли отступать от намеченных планов. Всегда под контролем, всегда под присмотром. Так распорядилась Любовь Гавриловна, которую в своё время воспитывали подобным образом, и делать это как-то иначе, она не видела резона.