– Ты в любой момент можешь передумать, я же тебя знаю. Лучше представь, как обрадуется Тим, когда тебя увидит!

– А ты умеешь настоять на своем, – засмеялся он.

Я улыбаюсь в ответ.

– Интересно, в кого это я пошла… Хочешь, поднимусь вместе с тобой и помогу собраться?

– Вот еще! – притворно оскорбился он. – Я еще не совсем лежачая развалина!

Уверенной рукой он ухватился за кованые перила лестницы и стал подниматься по ступеням. Я провожала его взглядом и, когда он скрылся из виду, не смогла сдержать тяжелого вздоха, думая о том, что его хорошее настроение может быстро улетучиться, как только он обнаружит, что его ждет.

Надо было ему сказать…

Нет, сейчас неподходящий момент, чтобы подливать масло в огонь, пусть сначала дедушка полностью придет в себя. Еще раз вздохнув, я прошла через гостиную и оказалась в зимнем саду со старомодной верандой и витражными окнами, сквозь которые утреннее солнце отбрасывало на пол яркие цветные пятна. В детстве я обожала забиться в одно из стоящих здесь старинных плетеных кресел с книжкой Энид Блайтон из серии «Великолепная пятерка». После смерти бабушки, сгоревшей от лейкемии в год, когда мне исполнилось четырнадцать, Лулу использовал помещение в основном для хранения своих бумаг. Сейчас у книжного шкафа выстроились в ряд коробки, которых я не видела, когда была здесь в последний раз. Я сразу узнала почерк дедушки в небрежных надписях, нанесенных красным маркером на каждую коробку: «Одежда Николь» (моей бабушки), «Книги», «Вещи Сесиль» (моей мамы). Зачем ему понадобилось складывать все это именно тут, ведь это помещение – одно из главных достоинств дома? Деталь, про которую не стоит забывать, начиная искать потенциальных покупателей. Впрочем, до этого момента еще далеко. Работы непочатый край: обои с розочками в английском стиле целыми полотнищами отклеивались от стен, оконные рамы прогнили. Мой взгляд упал на газету La Nouvelle Republique, небрежно брошенную на одну из коробок. Наклонившись, я заметила, что номер сегодняшний. Странно. Лулу, конечно, не фанат порядка, но и не из тех, кто разбрасывает вещи где попало. Я уже собралась отнести газету на кухню, когда мое внимание привлек один из заголовков: «Шатийон: На строительной площадке обнаружены человеческие останки».

Название нашего городка, насчитывающего всего две с половиной тысячи жителей, нечасто попадало на первые полосы, так что я поспешила прочесть статью. В ней говорилось, что скелет был найден на выезде из города, в поле, где собирались строить социальное жилье. По словам журналиста, экскаватор извлек на свет Божий «лоскуты грязно-серой одежды» и военный жетон, «совершенно проржавевший и наполовину сломанный, дающий основания полагать, что эти останки принадлежат немецкому солдату времен Второй мировой войны».

– Чем ты тут занимаешься?

Поглощенная чтением, я вздрогнула и резко обернулась.

– Лулу! Ты уже спустился?

– Я тебя звал два раза, но ты не отвечала. Уж решил, что ты ушла.

– Прости, не слышала. Все хорошо?

– Да, просто чемодан никак не закрывался. Но все уже в порядке, я справился.

– Ясно. Слушай, а что здесь делают эти коробки? Я думала, все это хранится на чердаке.

Дедушка почесал макушку.

– Да нет, все лежало по комнатам. Отдам-ка я это в благотворительный фонд, а то только место занимает, – добавил он, отводя взгляд. – Ну что, идем?

Я понимала, как ему, должно быть, тяжело избавляться от этих частичек прошлого. Каждый предмет одежды, каждая пластинка, каждая вещь, которую он решил отдать, будили в нем воспоминания о счастливых днях, когда жена была жива, а дочь еще разговаривала с ним. Его обморок, похоже, был неслучаен.

Я свернула газету, которую все еще держала в руках, и протянула ему.

– Вот, держи, я нашла ее на коробках.

– А, да, спасибо. Видимо, я забыл ее здесь со всем этим утренним переполохом.

Чувствовал он себя явно не в своей тарелке.

– Ничего страшного, не переживай. Видел статью про найденный скелет? Подумать только!

– Да, пробежал глазами.

– Интересно, удастся ли опознать этого солдата. Больше семидесяти лет прошло, обалдеть!

– Да они и морочиться не будут с поисками. Личный номер не разобрать, судя по статье.

– Жаль, у этого человека наверняка была семья… Его потомки вправе знать, что с ним случилось, разве нет?

Дедушка пренебрежительно пожал плечами.

– Это всего лишь бош [4] , – пробормотал он. – Таких, как он, было пруд пруди.

Его голос звучал сухо, и я почувствовала, что дед раздражен. Мне следовало помнить, что Лулу не желает иметь ничего общего с тем, что связано с его детством. Запретная тема, которой он никогда не касался. В тех редких случаях, когда она всплывала в разговоре, в его взгляде мелькала тень, и я понимала, что лучше обсудить что-то другое. Бабушка как-то обмолвилась, что он потерял близких во время войны и его это до сих пор мучает. И все. Никто так и не удосужился посвятить меня в детали, а спрашивать я не решалась. Может, это и пробудило во мне интерес к прошлому. Желание собрать воедино фрагменты собственной истории, пролить свет на ее тайны. Романы, которые я перевожу, в основном исторические, и их действие часто происходит в первой половине двадцатого века. Это не совпадение.

– Ну что, поехали? – поторопил меня он. – Мне бы хотелось немного отдохнуть.

– Конечно, идем. – Я взяла его чемодан и отнесла в машину, пока он запирал дверь.

Прежде чем сесть в мой «Фольксваген-жук» цвета синий металлик, Лулу взял меня за руку.

– Знаешь, я ворчу, но на самом деле мне в радость перебраться к тебе.

– Разумеется, я знаю, – улыбнулась я.

– У тебя золотое сердце, Лиза. Это семейное.

Моя улыбка дрогнула.

– Мы тебя будем всячески ублажать, вот увидишь.