— Да, я уже записалась, — кивнула, почти равнодушно.

Размышляла ли я о ребёнке, который, возможно, будет очень похож на отца? Представляла ли, кто это будет? Девчонка, пацан. Всё равно! Я хотела избавить себя от мучений. Изгнать эту боль изнутри. А как? Только методом чистки. Раз уж он умудрился меня «заклеймить». Быть одинокой мамашей, обречь себя вечно его вспоминать. Ну, уж нет! Лучше смерть, чем такое…

— Ну, конечно, — мама снова вздохнула, — Ты ведь уже всё решила? Ты никогда не советуешься со мной. Тебе безразлично, что я думаю, правда?

— Ой, мам! — я скривилась, — Только не начинай, ладно? Умоляю тебя, не сейчас.

— Да нет, мне-то что? Ради Бога! Жизнь твоя, и поступки твои, — заявила она, — Делай что хочешь.

Помню, как я удивилась. Взглянула на маму:

— Серьёзно? — даже стало немного обидно, — Это всё?

— Ну, а что ты хотела услышать? — спросила она, — Я работаю! И не смогу содержать нас троих. А ребёнок — это большая ответственность. И растить без отца, это хуже, чем вовсе остаться бездетной.

Во мне взыграла жажда противоречия. И я даже в какой-то момент передумала. Так захотелось ей доказать, что я на что-то способна! Но эта жажда быстро прошла, стоило телу опять подшутить надо мной. Я зажала ладонями рот. И только что выпитый чай попросился обратно.

Спустя несколько дней, во время которых мама ни словом единым не попрекнула меня. Лишь наблюдала в степенном молчании пытки, которые мне приходилось терпеть. От которых я собиралась избавить себя. Ведь дата аборта была так близка…

К нам нагрянул Шумилов. Он явился без приглашения. Впрочем, так часто бывало. Но в последнее время я избегала общения с ним. Я избегала общения в целом! Проводила дни дома, иногда выползала гулять. Убеждала себя, что всё это скоро закончится, и я опять заживу нормальной жизнью. И забуду всё это, как страшный сон.

В тот раз у Костика было такое лицо… Как будто он собирался сказать что-то важное.

— Ну, я вас оставлю, — многозначительно бросила мама, и торопливо ушла «в магазин».

Мы остались вдвоём. Я пожала плечами:

— Чай будешь?

Костик разулся, прошёл. Он выглядел очень неплохо. Чего нельзя было сказать обо мне.

— Ты хотя бы сказал, что придёшь, — бросила хмуро, — Я бы хоть голову помыла.

На голове у меня «чёрт копейку искал». Рыжие пряди, как змеи, укрощённые лентой, торчали хрен знает, куда. Футболка до самых колен, с парой видимых пятен. Я в ней ходила по дому, спала. В целом, мне было плевать в тот период, как я выгляжу! Перед кем красоваться?

— Да я…, - он помедлил, присел, — Шёл мимо, решил заскочить.

— Молодец, — отозвалась, совсем равнодушно.

— Вит, ты как? — его голос, такой озабоченный, вызвал желание плакать от жалости. Жалость к себе тяготила меня. Было больно повсюду! В груди, в животе, в голове.

— Я нормально, — мой односложный ответ прозвучал слишком резко.

Шумилов поник. Я налила ему чай и поставила рядом корзиночку с сушками.

— Извини, ничего больше нет. Мать, как всегда, на диете. А я…, - я запнулась.

— Так я же принёс тебе трюфельный торт, твой любимый! Сейчас, — спохватился он.

— Кость! — попыталась препятствовать этому бегству.

Но он уже смылся в прихожую. И вернулся оттуда с пакетом. Маленький трюфельный торт, извлечённым им, выглядел так вызывающе вкусно. Но я понимала, что съев, заработаю новый желудочный спазм.

— Я попозже, окей? — улыбнулась ему через силу, — А ты налегай! Тебе можно.

— Да я…, - он вздохнул, — Не хочу.

Мы помолчали. Какая-то тяжесть висела над старым кухонным столом. Словно туча. Из которой того и гляди ливанёт!

Костик шумно сглотнул. Произнёс:

— Вит, я хотел…

— А? — подняла я усталые веки. Ночами почти не спала! Одиночество болью струилось по венам. Лишь только закрою глаза, вижу сны.

Он сунул руку в пакет, что лежал у него на коленях. В котором был торт. Но кроме торта, оказалось, там было ещё кое-что.

— Выходи за меня? — протянул мне коробочку.

Я не стала брать. Он приоткрыл и поставил на стол. Изнутри на меня посмотрел милый перстень. Отточенный глаз уловил яркий всполох.