— Сейчас в столице много обществ, где очень достойные люди тоже обеспокоены судьбой страны, — осторожно заметил Пущин.

— Паренёк недавно вступил в своё первое тайное общество «Священная артель», основанное гвардейскими офицерами в тысяча восемьсот четырнадцатом году, — тут же сдал мне приятеля мой тульпа, появляясь у Пущина за спиной.

Понятно. Будем лечить приятеля.

— Своими выгодами эти «достойные люди» обеспокоены и уязвлённым самолюбием, — спокойно заметил я в ответ, отрываясь от заливного из осетрины и с интересом отслеживая реакцию Ивана.

— Объяснитесь, Александр Сергеевич, — сыграл Пущин желваками.

Эк, как его задело… Того и гляди на дуэль вызовет.

— Так всё же на виду. Не стоит чужим словам безоговорочно доверять, если своя голова на плечах имеется. К примеру, взять офицеров, которые войну с Наполеоном прошли. Как ты сам считаешь — есть у них повод для недовольства?

— Чинами и наградами не обижены, — буркнул Иван в ответ.

— Да, но на этом и всё. А многие из них ещё и на поместья в Польше рассчитывали. Поляки, что с Наполеоном к нам пришли, себя хуже французов показали. Грабили и насиловали без зазрения совести. И что в итоге? Поляки после войны преференций от государя получили чуть ли не больше, чем офицеры — победители. Естественно, наши горячие головы такую несправедливость восприняли, как пощёчину. Вот и закипело в котле. Но их сил маловато, оттого и мутят воду недовольные, и молодёжь дурными идеями заражают. А на самом деле у них одна говорильня сплошная. Чем словами трещать — иди и сделай жизнь своих крепостных сытней и радостней, если так о народе беспокоишься.

— Не все это могут, — негромко заметил Кюхельбекер, внимательно меня слушающий.

— Все, — отрицательно помотал я головой, — Могут все, надо лишь волю и желание иметь. Просто каждый себе лично выгоду ищет. Вот скажи мне, дружище, ты куда устроился?

— В пансион, преподавателем словесности, — растерялся Кюхля.

— Надо же… А отчего не в глушь, в Саратов, в какое-нибудь училище для разночинцев? Там бы делом и доказывал, что судьба простого народа тебе не безразлична.

— Хорошо сказано, — изобразил Дельвиг аплодисменты, — А мне чем заняться прикажешь, Ваше Сиятельство?

— Тем, что умеешь. Сочинительством. Напиши хотя бы пару книжек для простых людей, а лучше, для детей. Тех, которых наш Кюхельбекер читать — писать обучит.

— Даже представить себе не готов, что это за книжки могут быть, — умерил Дельвиг свою весёлость, в момент став серьёзным.

— Детские стихи. Сказки с картинками. Короткие рассказы, где героями будут дети обычных крестьян.

— И о чём могут быть такие рассказы?

— Да хоть о чём, лишь бы были интересны и народ к жизни пробуждали, а не к недовольству толкали.

— Пример можешь привести? — усмехнулся приятель.

— Дай подумать, — щёлкнул я пальцами, подзывая официанта и показывая на свой опустевший бокал, — Значит, так. История про Митьку и Никитку. После того, как у них отец погиб, провалившись по зиме в промоину вместе с санями, дела у семьи пошли плохо. И вот, как-то зимним вечером, зашёл к ним сосед, чтобы похристоваться крашеными яйцами, а тут Митька как раз вырезанную им новую свистульку пробует, заливаясь соловьём. Подивился сосед, да и предложил Митьке к ярмарке таких побольше наделать. Всю неделю оба брата работали, не разгибая спин. Зато продав свистульки, с ярмарки привезли полпуда муки, мешок гороха и туесок с солью. Хорошо свистульки пошли. Чуть ли не сразу у них все разобрали, как только Митька соловьём разливаться начал. Через две недели братья ещё раз напросились к одному из соседей, чтобы с ним за двадцать вёрст на другую ярмарку съездить, пообещав ему пять копеек за проезд. Обратно они уже пуд муки везли, две здоровых мороженых щуки и кувшин постного масла. А с третьей ярмарки и вовсе козу притащили, к телеге привязав. Но тут весна подошла, с её распутьем. И пошли братья на поклон к деду Никифору, чтобы научил он их мордушки из ивы вязать. Река-то — вон она. Без рыбы не оставит. А уж как мать радовалась, глядя на своих кормильцев, и словами не передать.

Рассказ я закончил при всеобщем молчании. Поднял свой бокал, предлагая ко мне присоединяться и выпил молча, без тоста, чисто, чтобы горло промочить.

— Рассказ ты сам придумал? — первым не выдержал Кюхля.

— Поверь мне, это вовсе не сложно. Достаточно немного пожить среди народа, вникая в его жизнь, и такие сюжеты тебе сами в голову начнут приходить.

— Александр, а можно я этот твой рассказ перепишу, украсив деталями? — несмело спросил Антон Дельвиг.

— Не рассказ, а сюжет рассказа, — поправил я его, держа в руке вилку с кубиком сыра, — Забирай. Дарю.

— А ведь уел нас Пушкин своим детским рассказом. Не занялись бы братья делом, а начали на судьбу плакаться да виноватых искать, так и померли бы с голода, — проговорил Кюхельбекер, задумчиво ковыряя салатик, — Может и в самом деле говорить надо меньше, а к народу ближе становиться, — добавил он спустя время, ни к кому конкретно не обращаясь и всё так же глядя в тарелку.

Вторая книга цикла уже публикуется: