— Чем раньше ты научишься не доверять внешности, тем лучше для тебя будет в долгосрочной перспективе, — говорит Неро. — Ферраро занимаются оружием, наркотиками и рэкетом. У них также большой портфель легальных предприятий, некоторые из которых выступают в качестве прикрытия. Их империя огромна, и они хорошо известны в политических кругах благодаря своим щедрым пожертвованиям перспективным кандидатам.

— Перспективным?

— Тем, чьи приоритеты не имеют ничего общего с борьбой с организованной преступностью.

Мы останавливаемся на красный свет.

— Ты бы хотел стать капо?

Неро поворачивается ко мне, его ореховые глаза оценивают. — Какое это имеет значение?

— Мне любопытно. Как бы это сравнилось с работой консильери?

Его губы сжались в тонкую линию. — Я был капо гораздо дольше, чем консильери. Полагаю, это все равно что влезть в старую пару обуви.

— Как ты вообще оказался вовлечен во все это?

— Мафия? Это не было выбором.

Я нахмурил брови. — Что ты имеешь в виду? Тебя заставили?

На его губах появляется нотка веселья, когда мы снова начинаем ехать.

— Я не жертва, Солнышко. Я жаждал этой жизни. С самого детства я мечтал только об одном — чтобы меня сделали.

— Должно быть, у тебя было хорошее детство, раз ты поставил себе такую цель.

Я понимаю, насколько осуждающе я говорю, только после того, как слова покидают мой рот.

Неро лишь пожимает плечами. — Возможно, так оно и было.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом.

— Ты никогда не спрашивала.

— Я спрашиваю сейчас.

Кажется, я наконец-то готова узнать, кто такой Неро, но мне интересно, захочет ли он мне это показать.

— Мое детство было сложным, — наконец говорит он. — Оно сильно изменилось, когда моя мама ушла от моего отца. Мой биологический отец был слабым человеком, который предпочитал позволить нам с мамой голодать, чем делать то, что нужно, чтобы обеспечить семью.

— Вы были бедны?

— Мы жили в кишащей тараканами студии в Бронксе, пока мне не исполнилось семь лет. Это чудо, что моя мама так долго с этим справлялась. В детстве она привыкла к совсем другому образу жизни.

— Ее семья не помогала ей?

— Они пытались, но каждый раз, когда мама принимала деньги от своих родителей, мой отец приходил в ярость. Он ненавидел ее семью, а своей собственной у него не было.

— Почему он их так ненавидел?

— Потому что они были преступниками. У него был жесткий моральный компас и непоколебимое чувство добра и зла.

По моим щекам разливается тепло.

— Моя мама происходила из длинного рода гангстеров. Мой дедушка был высокопоставленным капо семьи Мессеро. Мама пошла против воли отца, выйдя замуж за гражданского, и это привело к разрыву между ними. Она отказалась от многого, чтобы быть с моим отцом. Она любила его. Взамен он позволил ей жить в крайней нищете, отказываясь от помощи и не принимая ни одного предложения о работе, которое делал ему мой дед. Он был гордым и упрямым человеком и смотрел, как страдает его семья, вместо того чтобы связываться с «этими людьми», как он любил называть семью моей матери.

Я тяжело выдохнула.

— Ты говоришь так, будто единственный способ, которым он мог обеспечить тебе лучшую жизнь, — это работать на мафию. Я уверена, что у него были другие варианты.

— Да, но если и так, то он их не преследовал. В конце концов, моя мама ушла от него к отчиму и никогда не оглядывалась назад. Ренцо дал ей ту жизнь, которую она заслуживала. Он никогда не стеснялся делать все, чтобы обеспечить свою семью.

Что-то неприятное мелькнуло в глубине моего желудка. — То, что твой отчим хорошо относился к твоей маме, не делает его хорошим человеком.

— Он не заботился о том, чтобы его воспринимали как хорошего человека. В этом-то и дело. Он заботился о людях, которые его окружали, о тех, кого он любил, гораздо больше, чем о мнении других. — Мышцы на его челюсти подпрыгивают. — Мой отец был одержим своим имиджем. Он не хотел принимать помощь, в которой отчаянно нуждалась его семья, потому что слишком беспокоился о том, что скажут о нем люди в его церкви, если узнают.

Кусочки начинают складываться в единое целое. — Твой отчим был твоим героем. Ты думаешь, что он спас тебя и твою маму.

— Я так не думаю. Я знаю. Он всегда относился ко мне, как к родному. Он научил меня быть мужчиной.

— Он научил тебя быть мафиози.

— Очень хорошим. — Он сгибает руки на руле. — Я знаю, что ты относишься к этой жизни свысока, Блейк, но она спасла меня и мою маму. А отчим научил меня, что ярлыки, которые общество навешивает на вещи — хорошие и плохие, моральные и аморальные, — выдуманы. В жизни нет абсолютов. Только приняв это, можно обрести настоящую свободу.

Я опускаю взгляд на свои руки, отказываясь признать, что это правда. В этой жизни есть вещи, которые, несомненно, плохи. И быть преступником, убивающим людей, — это аморально. Это неправильно.