Шрифт:
– Я к вам ходить буду! – Ира тогда впервые задумалась и испугалась. – Часто надо?
– Раз в полтора месяца.
Так началась их странная дружба. Иру всегда тянуло к женщинам, которые ее постарше, она любила слушать, вникать, а потом размышлять. То есть привычка такая сформировалась еще смолоду.
Какая она, жизнь? А разная. И женщина всегда хозяйка своей судьбы.
Севилья ее красила, непонятно зачем делала химию, потом ровняла, стригла кончики. И рассказывала. Вела длинные разговоры за жизнь.
– Я вообще-то душу изливать не люблю. А тебе вот прям хочется. Жду, когда ты придешь, чтобы выговориться.
– Почему?
– А не знаю. Какая-то ты надежная, что ли. Уверена, что не расскажешь никому и не осудишь. Ты же меня не осуждаешь?
– Нет.
– Вот видишь.
Сколько Севилье тогда было лет? Ирина окидывала взором второй этаж модного ресторана, видела перед собой тот самый зал обычной парикмахерской и вспоминала, где было кресло ее возрастной подружки, и все их разговоры ярко всплывали в памяти. Тогда ей казалось, что ей точно за пятьдесят. Сейчас уже понимала, что, скорее всего, Севилье было немного за сорок. Красивая она была тетка. Яркая, с формами, с иссиня-черными волосами, всегда с ярким макияжем. Чересчур ярким. Глаза подведены слишком, стрелки до бровей, помада на губах всегда ярко-красная. Учитывая белоснежный цвет кожи Севильи, все это немного напоминало театр кабуки. Это Ирина сейчас так ситуацию оценивала. Тогда она своей старшей подругой восхищалась. Ее смелостью. Надо же, вот так все напоказ. Обязательное декольте, обязательные каблуки и шапка всегда красиво уложенных черных волос. Да. Еще духи. Севилью можно было найти по запаху. Сколько Ирина живет на свете, столько она ищет этот запах, но найти не может. Почему не спросила? Теперь она спрашивает обо всем и сразу. Наконец-то поняла: что будет завтра, никто не знает. Нужно успевать здесь и сейчас. Заинтересовало – подойди и спроси.
Куда-то ушло все стеснение. Боже! Какой она была стеснительной смолоду. Просто ужас и позор. Не приведи господи вдруг захотеть в туалет на свидании. Не пойдет ни за что. Как это можно пойти в туалет в присутствии молодого человека? Сейчас подумает – сама удивляется. Как-как? Ногами! А тогда ни-ни. Вот и у Севильи она только про имя и спросила.
– А почему Севилья?
– Мамочка Испанией увлекалась, жила в постоянной своей иллюзии. Тут Дульсинея, тут Дон Кихот. А работала продавщицей в винно-водочном отделе. Только мат и слышала. Про отца и вообще разговоров не велось.
– А в детстве она как вас звала? – Ира решила плавно уйти с темы отца.
– Точно так же и звала. Она вообще говорила высоким слогом. Иногда мне казалось, что ее занесло сюда с другой планеты. Я ее так и звала. Моя инопланетянка.
Ира тогда поняла, что про Севилью она думает точно так же. Ее тоже занесло сюда с другой планеты.
В то время Ира еще в Испании не была, какая Испания?! О чем вы? И не представляла себе, как может выглядеть современная испанка. Поэтому она решила, что именно так испанка и выглядит. Как Севилья. Даже ее движения, размашистые, свободные, – сплошное фламенко. А еще низкий, слегка прокуренный голос, сигарета, которую она вынимала изо рта только во время работы. И ведь никого это не волновало. Попробовала бы сейчас парикмахерша дотронуться до клиентки своими прокуренными руками. А тогда запросто. Ире даже нравилось. Может, потому она духи найти не может, что они как-то смешивались с запахом табака?
– Юбка у тебя модная? Где купила?
– Сама сшила!
– Сама? Врешь?! Вот это да! Ну-ка встань.
Ира, как была, в большом непромокаемом пеньюаре, встала с кресла.
– Пеньюар-то задери! Повернись! Ничего себе! А мне сошьешь?
– Я не пробовала. Я только себе.
– А теперь шей еще и мне. Давай ты мне юбки шить будешь, а я тебя стричь бесплатно. Идет? Только мне нужны такие юбки, чтобы утягивали. Ты мне шей на размер меньше, а я в них буду влезать.
Тут же где-то нашелся сантиметр, Ира Севилью измерила, парикмахерша не уставала повторять, чтоб она записывала все размеры на два сантиметра меньше.
– А я похудею!
– А если не похудеете?
– А куда я денусь? Слушай, я тут живу недалеко, пока ты с краской сидишь – метнусь домой, принесу отрезов. У меня их много.
Ира не успела даже подумать: надо, не надо, будет ли у нее время и нужно ли ей так часто ходить в парикмахерскую – Севилья решила за обеих. Причем она совершенно не боялась результата. Это уже сейчас Ира поняла: одинокая она была баба. Коллеги смотрели на нее недобро и с усмешками, а Ира и слушала, и кивала.
Первая же юбка пришлась по душе. Светло-серый креп. Ира придумала прямую юбку с запахом на трех больших пуговицах, чтобы все же можно было бы их переставить. Юбка страшно перетянула и живот, и попу, но Севилья пришла в восторг.
– Ничего перешивать не будем! Это то, что я и хотела. Все остальные юбки шей так же.
– И в цветочек? Не подойдет. Я думала, солнце на лето.
– Ну ладно, к лету решим. А черную – точно так же.
Ира шила юбки, Севилья не худела, даже немного поправлялась. Ирина, конечно же, делала свои произведения все-таки пошире, но все равно формы новой и единственной ее клиентки нависали со всех сторон. Севилья же задыхалась от восторга.
Севилья работала не торопясь, низко наклоняясь, как будто всматриваясь в каждый волосок, умело мыла голову, долго массируя волосы. Стригла, укладывала и выдавала по ходу дела самые свои сокровенные тайны. Ира уже была в курсе, что кроме мужа имеется любовник, встречаются они у одинокой подруги, которая на момент их встречи гуляла вокруг дома. Брала, кстати, за свое гуляние трешку.
– Прям повезло, понимаешь? Ведь так-то куда податься? Вообще некуда. Я всех обзвонила, понимаешь, всех.