Целых два дня мой «Левша» вытачивал из дерева кожух и отвес. Я забрал образцы, кожух оставил дома, а с отвесом отправился на железоделательный завод, заодно решив расплатиться со старыми заказами, забрать векселя и дополнительно дозаказать детали ещё на парочку машин, благо, батюшкиной щедрости теперь мне на это «баловство» хватит.

Работа в посёлке шла своим чередом: дома строились, кирпичи и черепица делались, с девочками-сиротами занятия велись, картошка зацветала, тёлочки росли. К моему возвращению мы смогли забрать из богадельни женщин, а также получили первые деньги, положенные на содержание убогих и престарелых - их мне передал один из местных помещиков, который как раз недавно был в Москве. В конверте также лежала записка от самого царя, в которой было указано, что я могу тратить на содержание убогих и сирых свои деньги, но как только выдастся оказия - мне вышлют нарочным начисленную сумму. Видимо, сейчас наша богадельня находится у государя "на карандаше" и он самолично следит за тем, как тут обстоять дела.

Вторым приятным событием была продажа первых двух печатных машин – Жуковский и Карамзин не только сами явились в имение, но и привезли с собой Радищева, чему я был несказанно рад. Писатели проверили работу машинок на месте, остались очень довольны и обещали прорекламировать наше изобретение в своём литературном кругу. Радищеву, хотя он и не сделал предварительный заказ, я выделил станок, которым мы планировали пользоваться сами. Детали для следующих машин уже были готовы и ожидали только сборки.

Но самым ярким моментом были вечерние чтения. Выразив писателям своё восхищение и продемонстрировав им прекрасное знание их произведений, я снискал такую расположенность, что они даже позволили и мне кое-что зачитать «из своего». Кстати, слушали меня мастера слова внимательно. Радищев несколько раз вскакивал, хлопал себя ладонями по ляжкам и восторженно качал головой:

– Как остроумно! Какой изысканный литературный ход! Под сказочным сюжетом сокрыть такие глубокие мысли! Вроде бы воспринимается легко, будто бы волшебство какое-то, а идея-то великая! Все люди равны по праву рождения, никто не должен заставлять других людей прислуживать себе, – изливал восторги Александр Николаевич, между тем небрежно сделав знак лакею, чтобы он подал ему ещё горячего чаю.

Как я помнил из истории литературы, семья Радищева владела имением в Немцово-Боровском уезде Калужской губернии и многими другими, и потомственный дворянин прекрасно жил на то, что получал со своих крестьян. Нет, сам Радищев крепостных как бы и не имел, о чем мельком упоминается в «Путешествии…», но часть отцовского имения он считал своим и превосходным образом этим пользовался.

Собственно, не мне его осуждать. Ведь я и сам пока ещё не был готов освободить всех своих крепостных. Тем более мне не позволяло это сделать не столько желание пользоваться чужими продуктами труда, как знания последствий столь необдуманного шага.

Карамзин же предложил мне попробовать дебютировать в первом детском журнале «Детское чтение для сердца и разума», поскольку посчитал, что сказки – чтиво для маленьких. Я изо всех сил старался его убедить в том, что мой роман рассчитан вовсе не на аудиторию несмышлёнышей, а на взрослых. Но он, по-моему, не проникся. Сам впервые опубликовавшись в этом СМИ, он хотел мне причинить добро и удивлялся, что я не таю от благодарности за его советы.

Он даже взялся читать нам богатырскую сказку собственного сочинения в стихах под названием "Илья Муромец", которая была пока что ещё в стадии написания. А мне тут как раз не к месту вспомнился мультик "Илья Муромец и Соловец Разбойник" студии "Мельница". Да уж, если бы бедный Николай Михайлович мог увидеть, как свободно будут интерпретировать былины потомки русичей, не стал бы он, наверное, заморачиваться сим делом сейчас. Но не стану же я ему объяснять, что в будущем дети будут не читать, а больше времени проводить в Ютубе, в лучшем случае смотря мультики, а в худшем и вовсе зависать в Тик-Токе.

Но отрывок черновой рукописи я таки у писателя выпросил – вдруг удастся переправить его в будущее, ему же там цены не будет! Короче, предприниматель стал занимать большую часть меня. Скажи мне об этом кто раньше - ни за что бы не поверил.

Тут в гостиную, где мы беседовали с писателями, вошла Глафира и сообщила, что ко мне приехали ещё гости. Чета купца Вишневского! Вот это пердюмонокль однако. Чета!!! Не соврал, значит, Санко, женился на Василисе. Или это он с другой супругой ко мне заявился?

Перед тем, как пригласить новых гостей в дом, я кратко обрисовал уже присутствующим предшествующую историю, умолчав, само собой, о том, что Мирела, на которой сначала планировал жениться Вишневский, превратилась в Марину. Моё повествование очень заинтересовало сочинителей, и они с радостью согласились познакомиться с его участниками.

Купец практически не изменился, разве что стал более ухоженным. Зато Василису было не узнать! Нет, Санко не заставил её носить цыганский наряд. Напротив, он обрядил жёнушку в красивое дорогое платье модного фасона, в котором не стыдно будет появиться на балу среди дворян. Сама Василиса держалась хотя и слегка сковано, но с достоинством. По её виду я понял, что она очень довольна изменениями, которые произошли в её жизни.

Я предложил Василисе пообщаться с Мариной и Глафирой, на что она сразу же согласилась - большое скопище мужчин смущало её. А мы мужской компанией остались выпить кофе с пирогами. Санко радостно сообщил мне, что они с супругой ожидают наследника. Так что теперь у него будет как в нормальной цыганской семье восемь детей.

– А там, глядишь, и девятого осилим! – не удержался и поделился мечтой Вишневский.

Купец пробыл у нас недолго – ему надо было заехать в старый дом Василисы, забрать что-то особенно ценное для неё. Я не стал докапываться, что именно – не моё это дело. Но Санко не удержался и сказал сам: