Изо всех сил заработал локтями Алёша, пробиваясь к другу. Люди как кегли разлетались от его толчков. И всё же… И всё же, он не успевал… Вот уже факел понесли к костру.

— Стойте! — орал богатырь, но в этой огромной шумной толпе его никто не услышал. Вот уже факел собрались кинуть в костер, но тут… какая-то девчушка подскочила к Змею, уперлась спиной в его бок, и с жаром что-то стала рассказывать факелоносцу.

— Тьфу ты… — сплюнул стоявший рядом с Алёшей мужичок в телогрейке. — Опять она праздник людям испортить хочет.

— Кто, она? — в недоумении переспросил Алёша

— Да дочка старосты же. Защитница сирых, убогих и обездоленных. Кому бы еще в голову то пришло бы за поганого змея заступаться? Эх… Ну вот. Что я говорил?

Алёша посмотрел на костер, и точно, факел уже погасили, девчушка пыталась снять со Змея намордник. Толпа недовольно загудела.

— Да что мы её слушаем-то? В охапку и в сарай её! Пусть там пересидит, раз смотреть на это не может! Нету такого закона, людёв праздника и лекарства столь нужного лишать! — завопил кто-то в толпе.

— Ага…, а потом папаня её тоже тебя куда-нибудь запрёт и чего-нибудь лишит. Так, что и лекарство потом это и не к чему тебе окажется — ответил кто-то в толпе.

— Да староста на ярмарку в Новгород уехал, только через неделю приедет! А к тому времени всё и позабудется. К тому же, мы же со всем вежеством и почтением запрём.

Народ явно задумался. Обстановка накалялась. Алёша продолжил пробиваться к Змею. Девушка отчаялась сама развязать горыныча и повернулась к толпе. Толпа медленно сжимала круг, приближаясь к костру. Кто-то уже потянул руки к девушке… И тут круг разомкнул Алёша. Богатырь как пушечное ядро вылетел из толпы к горынычу, разметав всех вокруг, и бросился снимать с того цепи.

— Алешенька… — жалобно простонал Змей, едва одна из его голов оказалась на свободе.

— Потерпи, друже… Сейчас я тебя освобожу.

И тут за спиной яростно взывала толпа. Алёше пришлось отвлечься, потому что в сторону Змея полетели первые вилы. Девчушка испуганно ахнула, и спряталась за спину богатырю. В толпе явно начали готовить сети, что-бы спеленать защитников горыныча. Алёша перехватил одни из пролетавших вил и приготовился к бою…

— Стоять! — раздался грозный окрик на площади. — Что здесь происходит? Вы тут без меня и недели что ли спокойно прожить не можете?

Алеша присмотрелся. На краю площади стоял уперев руки в боги огромный мужик, комплекцией не уступающий не то, что Алёше, а пожалуй, и Илье Муромцу.

— А ну разошлись все, пока я не начал причинять добро направо и налево! Устроили мне тут марш несогласных.

И удивительное дело. Толпа, которая ещё минуту назад готова была растерзать богатыря на клочки, разом присмирела, и начала расползаться в разные стороны.

— Ты, Алеша, не серчай на них. У нас народ простой. Вспыльчивый, но отходчивый. А ты тут ещё со змеем своим. Этот гад давно уже повадился у нас коров таскать, а корова для нас это не просто животное, а настоящая кормилица! Нет коровы — и все. Считай голод в семье гарантирован. Понимать надо! — поднял палец вверх староста, которого, как оказалось, звали Иван Силантьевич. Алеша находился у него в гостях, на обеде. Горыныч по причине своего не маленького роста остался на улице, где ему принесли целый мешок жареной рыбы, куда немедленно залезла левая голова. Правая голова после пережитого стресса находилась в бессознательном состоянии. Средняя голова подслушивала у окна.

— Да я понимаю! Понимаю. Тут Горыныч конечно не прав и ущерб за свои действия возместит. Ведь возместит?! — крикнул Алеша в сторону окна.

— Возместит… — раздался виноватый вздох от окна.

— Но все же, с вилами на людей — это перебор. Ну ладно ещё на меня, но на беззащитную девушку?

— Да ты не переживай. Ей бы народ ничего не сделал. Как бы кто на нее не ворчал — но большинство в ней души не чает. Она же у нас защитница всех ущербных и обездоленных. Всех голодных готова накормить, а нищих — денежкой наградить. — из груди Ивана Силантьевич раздался невольный вздох.

— Веришь, нет, даже за бандитов готова заступаться. На прошлой неделе целую банду судили. Сколько народу они сгубили! Всем виселица грозила. Так она такую речь жалостливую толкнула про жизнь их обездоленную, что даже судья прослезился! В итоге виселицу заменили каторгой. А если б я ее вовремя с суда не увел, так и не известно чем дело могло кончиться! Могли и совсем отпустить. Были прецеденты. — Алеша не знал, кто такие прецеденты и где они были, но на всякий случай согласно покивал головой.

— А в прошлый мой отъезд что учудила? — продолжал изливать душу о наболевшем староста. — через деревню обоз шел в Киев с людьми из деревни Погореловка. У них в очередной раз деревня сгорела, и они за помощью к князю ехали. Так она залезла в мой сундук, где все наши сбережения лежали, и все раздала! И так постоянно. Постоянно! И что с ней делать? Ума не приложу. — схватился за голову Иван.

— А что тут думать? — удивился Алеша. — Замуж ее отдать, да и всех делов. В замужестве то у нее времени ерундой страдать не будет. А там глядишь и детки пойдут — совсем не до того будет!