Больше ничего конкретного китаец мне не сказал. В итоге пришлось ждать вечера и аккуратно задавать вопросы сокамерникам.

Решать этот вопрос надо было быстро. Я тратил по шестнадцать тысяч вон каждый день с момента, как устроился в библиотеку, плюс расходы на ужин для моих соседей, так что у меня осталось уже чуть больше двухсот тысяч вон из полумиллиона, который перевел на мой счет господин Ким Чан Сон, как только меня перевели в тюрьму. Если раскинуть эту сумму на оставшиеся срок заключения — а сидеть мне до второй декады мая — то у меня осталось чуть больше тысяча двухсот вон в день. Маленькая пачка самой дешевой и паршивой лапши стоила в тюремном магазине девятьсот вон. К ней какую-нибудь мелочь — и вот, мой бюджет исчерпан. И эту проблему нужно было решать. Как минимум потому, что я понимал — деньги в тюрьме нужны так же, как и на воле, если не больше. Потому что в случае чего, можно было бы откупиться продуктами, а если денег нет — могут потребовать услугу.

Выполнять же роль мальчика на побегушках для каких-то уголовников у меня не было ни малейшего желания, а выставить меня на счетчик рано или поздно попытаются — я уже понял, что моя внешность словно притягивала взгляды всякого мусора. Нужно было делать лазерную коррекцию зрения, когда это было возможно, и плевать на то, что работа встала бы в отделе — разгребся бы. Тем более, Пак Сумин никогда не была сильно против, скорее бухтела для вида, а за кофе для чебольки я мог пройтись и в темных очках.

Но жалеть о том, что мне приходится ходить в очках с линзами толщиной в палец, было уже поздно. Так что, узнав имя одного из блатных корейской группировки, на следующий день я отправился на переговоры.

— Мне нужно поговорить с Гон Хи Чжуном, — сразу же заявил я, подойдя к столику, за которым кучковались местные душегубы.

Десяток пар глаз обладателей оранжевых и синих нашивок на робах уставился на меня, словно оценивая, кого это принесло на беседу.

— А Гон Хи Чжуну с тобой зачем говорить? — тут же начал бычить один из заключенных. — Ты кто вообще такой?

Я еще раз внимательно пробежался глазами по присутствующим. Ни одного из той троицы, что подкатила ко мне во время обеда, я за столом не наблюдал. Значит, моя чуйка и наблюдательность меня не подвели.

— Хотел поинтересоваться, почему с меня пытались взять на общак без ведома старших, — ответил я.

— Какие еще шестерки? — цокнул языком другой зэк.

— Ли Сон Хён с парочкой друзей, подозреваю, с сокамерниками, — ответил я.

— А с чего ты взял, что они не из наших? — внезапно задал вопрос один из зэков, сидящих в торце стола.

Я перевел на него взгляд и попытался прочитать имя на бирке, но у него была такая поза, что из-за руки зэка выглядывал только кусочек оранжевой ткани без возможности прочитать фамилию или имя.

— Я их никогда за вашим столом не видел, а на общие дела собирают люди, достойные доверия, даже тупому это понятно, — ответил я. — А я не тупой.

И демонстративно поправил очки.

От этого жеста мужики за столом громко заржали, чем вызвали неодобрительные взгляды со стороны охраны, стоящей по периметру столовой вдоль стен и на специальных смотровых платформах. Но перемещаться по столовой и общаться заключенным не запрещалось — это было такое же общее пространство, как и любое другое.

— Умный, значит? — продолжил спрашивать зэк в торце стола. — Вижу, что умный. Я слышал, ты, северянин, читаешь много?

— Читаю, — кивнул я.

— И с китайцем библиотечным дружишь?

— Общаюсь по работе в библиотеке, — не стал отрицать я очевидного.

— Вот как… Так чего пришел? На общак сдать хочешь?

— На самом деле, я хотел сообщить господину Гон Хи Чжуну о том, что у него за спиной беспределят, — прямо ответил я.

— Прямо и беспределят? — улыбнулся зэк.

— А трясти на общак первохода, выдавая себя за старших, это разве не беспредел? — невинно уточнил я.

— Что значит, за старших?

— Сказали, что скинусь, и они будут моими сонбэ, — продолжил я копать могилу троице.

Мне было совершенно плевать, что с ними сделают эти бандиты. Сейчас я решал свои собственные проблемы и так уж сложилось, что попытка трио во главе с Ли Сон Хёном раскрутить меня на дань стала наилучшим предлогом для первого контакта с настоящими смотрящими.

Один из членов банды заерзал на своем месте, после чего с претензией спросил:

— Ты что, стучишь нам? Мы со стукачами знаешь что делаем?

— Стучат администрации, — ответил я спокойно, — я же пришел решить ситуацию к старшему. Мы же корейцы, всегда по таким делам обращаемся к старшим в коллективе. Разве не так?

— Складно говоришь для первохода, да еще и северянина, — цокнул языком главный зэк.

— Я в армии служил, на родине. Порядки не сильно отличаются, — честно ответил я.

Это заявление вызвало еще одну волну смеха среди заключенных.

— Плохи дела в ибуке, раз слепых призывают! Или ты уже на службе зрение посадил? Да, и не важно! Ладно, тебя услышали, северянин. Иди давай. А по вопросам общака к тебе парни подойдут, — сказал зэк, кивая на парочку мордоворотов, сидящих прямо рядом с тем местом, где стоял я сейчас. — Тебе они все порядки и растолкуют.