– Осмелела, мышь?!
– в голосе слышится явная издевка, - Так это ты зря. И защитничек твой получит, и ты. Я...

Что он собирается со мной сделать, парень не успевает мне рассказать.

– Харитон, не надо!
– прерывает его на удивление спокойный голос Холодова.

Но тот всегда как глыба льда. Даже не знаю, что нужно, чтобы вывести его из себя.

Что-то сильно не в порядке в королевстве - Панков бросает на Артема разгневанный взгляд и осмеливается возражать:

– Но она...

– Она к этому не имеет отношения. И даже не в курсе, что произошло. Так ведь, Алис?

Машу головой, подтверждая его слова.

– Ступай, - велит юноша мне.

И я считаю за лучшее послушаться.

Но, проходя мимо Холодова, не выдерживаю и спрашиваю:

– А Борис... С ним все будет в порядке?

Ответом мне служит обжигающе-ледяной взгляд. И молчание обоих парней. Спрашивать повторно у меня не хватает смелости. Я стараюсь испариться как можно скорее. Лучше держаться от них подальше. Я жду, когда ребята начнут делать гадости, но проходит время, а меня не трогают. Борис тоже не появляется. У него пневмония, и он - в больнице. Я пыталась узнать у Матвея, что именно произошло. Но он лишь пожал плечами и ответил, что не понимает, о чем я. Дом, школа, больница - все перемешалось в одну кучу. Изо всего, чем стала моя жизнь, самыми страшными вещами была больница и ожидание неминуемой расправы. Бабушка продолжала находиться в реанимации. И прогнозы врачей были неутешительными.

В тот день я прежде всего хорошо запомнила слепящее весеннее солнце. По дороге в больницу я подставляла ему лицо и мечтала о том, как все наладится. Но едва я зашла в здание, мне стало тревожно. Я долго караулила лечащего врача у ординаторской, чтобы услышать известие о том, что бабушка скончалась. Как ехала обратно домой, я не запомнила. Я просто зашла в квартиру, оставив дверь не только незапертой, но еще и распахнутой настежь. Прошла на кухню, села у стены на пол и так сидела, уставившись в одну точку. Я не могла поверить, что это правда.

В таком состоянии меня и нашла соседка тетя Шура.

– Алис, там дверь нараспашку. А ты чего-то на полу-то? Застудишь себе все. Вставай-ка давай. нечего рассиживаться. Да ты чего молчишь-то?
– переспросила она уже громче.

– Бабушка умерла, - произнесла я.

И в этот миг поверила, что дорогого мне человека больше нет. Что я больше не услышу ее голос, не почувствую ее руки. Она больше никогда не разбудит меня в школу. Больше никогда этого не будет.

Я заплакала. Сначала по щекам текли молчаливые слезы. А потом я, не таясь и не стесняясь, рыдала на плече тети Шуры.

Она гладила меня шершавой, натруженной рукой по голове и приговаривала:

– Горе-то какое, Алиска! Горе...

Потом накапала мне чего-то. По-моему, корвалола. И уложила.

А на следующий день мы с ней стали готовить похороны. Наверное, если бы не она, я бы забилась под одеяло, не зная, как мне быть. И что вообще нужно делать. Тетя Шура говорила мне, что делать. Я, как зомби, делала. Я не люблю вспоминать те несколько дней. Бабушку я похоронила достойно. И, стоя у ее могилы, я окончательно осознала - теперь я взрослая. Почти все сбережения ушли на организацию похорон. Нужно будет платить за квартиру, покупать продукты и одежду, лекарства. На все это нужны деньги. Мне придется пойти работать.

И нет необходимости оставаться в элитной школе, где я подвергалась издевательствам. На следующий день после похорон я пошла и забрала свои документы оттуда. Никого из знакомых не встретила. Учителя отводили глаза, неискренне мне сочувствуя. Вопросов о том, что я буду делать дальше, мне никто не задавал.

Документы я отнесла в ближайшую к моему дому школу. Одиннадцатый класс необходимо закончить. Осталось не так уже много. А с той базой, которая у меня имелась, я рассчитывала на неплохие результаты ЭГЕ. С ними, возможно, у меня получится поступить куда-то на бюджетное место. Во всяком случае мне хотелось в это верить.

Я чувствовала себя как пловец, у которого сил плыть - нет, а плыть надо. Со школой вопрос я решила, оставалась работа. Тут на выручку мне пришла снова тетя Шура. Ее племянница работала в кафе, там нужна была посудомойка.Не зная, куда можно еще устроится, я согласилась. Работа была тяжелой, на ногах. К концу смены болело все тело. Платили немного, но достаточно, чтобы заплатить за квартиру и купить кое-какие продукты.

В таком полусне прошло несколько недель. На улице значительно потеплело. Все вокруг радостно встречало весну. Кажется, мне одной было не до радости. Заболела одна из официанток. И меня поставили вместо нее. У меня получалось плохо. Особенно вечером. Было много пьяных, которых я боялась до жути. Несколько раз я колола тарелки. Приходилось выслушивать, что у меня руки растут из жопы. Да и много других неприятных вещей. Больше всего мне хотелось в такие моменты развернуться и уйти. Нет, даже не уйти, убежать оттуда. Но этого я не могла себе позволить. Кто бы стал оплачивать счета?

Поэтому терпела. Даже плакать себе не позволяла. Потом уже дома, вцепившись зубами в подушку.

– У тебя посетители за 8 столом. Шевелись давай, Савельева. Что ты вечно, как сонная муха?
– окрик администратора привел к тому, что я поспешила к столу, даже не глядя, кто там сидит.

И очень, зря. Потому что там устроились Харламов и Панков.

Если бы кто-то знал, как мне хотелось в этот момент исчезнуть. Ведь понятно, что пришли они сюда из-за меня. Это заведение - не их уровня. они здесь воды побрезгуют выпить.