Мы всё еще были в прихожей. Поколебавшись, он неохотно подчинился.

Я вымыла руки и вошла в комнату. Он стоял возле письменного стола, сложив руки на груди и приподняв левое плечо.

— Снимайте халат. — Я положила сумку на стол и, отвернувшись от Кирилла, достала стетоскоп.

— Сейчас вы не правы, Анна, — раздалось за моей спиной. — Я ждал вас не для этого.

Я повернулась. Теперь он стоял ссутулившись, глядя на меня в упор. Узкая полоска белых трусов ярко выделялась на смуглой коже. Он медленно протянул руку, вынул из моей ладони стетоскоп и потянул ее вниз, туда, куда я старалась не смотреть. Когда моя рука легла на его напрягшееся естество, я попыталась отвести ее, но Кирилл, по-прежнему глядя мне в глаза, не позволил сделать этого, еще сильнее прижав ее к белой ткани.

Я не знаю, сколько времени мы стояли так в тусклом свете февральского дня, пока я привыкала к пульсировавшей под моей ладонью плоти. Кирилл не делал ни единого движения, и лишь когда образы моего неотчетливого счастливого сна вернулись ко мне, он, словно почувствовав это, поднял мою горячую ладонь к своим губам. Но живые токи, переполнившие ладонь, уже неслись по всему моему телу, и я, желая, чтобы Кирилл, ощутил их движение, стала другой рукой расстегивать на груди блузку. Мелкие пуговицы не слушались, и тогда просто рванула ткань… Когда Кирилл увидел мою обнажившуюся грудь, его скулы резко побелели.

Кровать в комнате была не застелена, но через минуту я, в одной блузке с отлетевшими пуговицами, оказалась не в кровати, а в большом кресле у стены…

Кирилл стоял возле кресла на коленях, и его губы ласкали меня так, что зрение мутилось. А потом серый свет февраля полыхнул в мозгу пронзительными зелеными вспышками, но мое сознание все еще оставалось ясным, и я отчаянно заставляла себя поверить, что происходящее — явь, и сквозь ослепительный свет пыталась разглядеть того, кто это со мной сделал. В момент последней вспышки я застонала, и горячая ладонь легла на мои губы, словно вобрав в себя стон.

Зрение постепенно возвращалось ко мне, и я увидела над собой лицо Кирилла. Он улыбался. Кажется, слезы бежали по моим щекам, когда я старалась понять и запомнить все оттенки этой улыбки…

Кирилл еще ниже склонился надо мной и, легко коснувшись губами моей щеки, тихо сказал:

— Я не ошибся.

Он выпрямился, и я впервые увидела его обнаженным. Его естество поднималось, но, когда он переносил меня с кресла на кровать, в его движениях не было нетерпения. И я была благодарна ему: он давал мне возможность привыкнуть к тому, что мы близки.

Он лег рядом. Его пальцы, пробежав по моим набухшим соскам, снова спустились вниз, и когда они приоткрыли мое лоно, вся моя жизнь словно сосредоточилась в нем. Я опять не удержалась от стона.

— Ты чудесная, я знал это, — прошептал Кирилл, перед тем как его губы легли на мои.

Я знала, что ничего чудесного во мне нет. Но, лежа рядом с этим мужчиной, я готова была поверить ему. Я по-новому ощущала себя, всю, и даже собственные бедра, которые я всегда считала слишком тяжелыми, сейчас казались мне прекрасными… Мое тело с жадностью впитывало незнакомые ласки и откликалось им.

Бывший муж любил подолгу ласкать мою грудь, именно в один из таких моментов я пережила свой первый оргазм, к которому мы с Игорем шли несколько месяцев. А у Кирилла, впервые прикасавшегося ко мне, все получилось так легко и… почти без моего участия. Внезапно я почувствовала ревность к тем женщинам, что были у него до меня, и она сконцентрировалась на «ассистентке» — единственной, кого я видела.

— О чем ты думаешь? — остановил ход моих мыслей Кирилл.

— О женщинах, которые были у тебя раньше.

— Не стоит думать об этом, — мягко сказал он, но какая-то тень все же пробежала по его лицу, не укрывшись от моего жадного взгляда.

Мне стало стыдно. Между нами еще не произошло настоящей, естественной близости, а я, уже испытавшая оргазм и почти готовая ко второму, думала не о мужчине, который был со мною, а о каких-то неизвестных мне его женщинах.

— Я хочу тебя, — прошептала я навстречу его губам…

Сейчас, по прошествии трех месяцев, вспоминая этот день — когда я, никого не предупредив, бросила дежурство, — я думаю о том, что тогда поразило меня в Кирилле. И поражает до сих пор.

Идя к нему, я, взрослая женщина, конечно, представляла себе, чем может закончиться мой визит. Но я совершенно не представляла себе, как это произойдет. Я просто не знала, что так бывает.

Жадность, мужской эгоизм, нетерпение — все эти качества настолько не свойственны ему в постели, что, не зная других сторон его жизни, я бы, наверное, могла подумать, что он лишен их вовсе. Во время близости он возносит меня на такую заоблачную высоту, где плоть уже почти перестает быть плотью, превращаясь во что-то другое…