Биэль за спиной визжала, как сумасшедшая. Что происходило на корабле, лазутчик не слышал, но был уверен — и там раздался всеобщий крик ужаса. Отплывая на лодочке, Монвузен ограничился сообщением, что намерен поохотиться, не рассказывая никому, что это за охота, поэтому чудище, приманенное из глубин там, где пресноводное море смешивало воды с безбрежным океаном, оказалось неприятным сюрпризом для всех. Честно говоря — и для самого Курцио, ведь шпион императора не ожидал, что «клюнет» скотина таких размеров. Знал бы или хотя бы имел основания предполагать, что подобные исполины еще водятся на свете, вряд ли решился бы сойти с безопасного корабля и тем более взять маркизу Вартенслебен. С отцом которой теперь определенно случится до крайности неприятная беседа. Нет смысла даже надеяться, что историю о самоубийственном приключении удастся сохранить в тайне.

Остается лишь обратить недостаток в преимущество, сделав вид, что все так и задумывалось изначально. Но для этого предстоит сначала выжить.

Еще один мощный гребок плавников, и рыба высунулась из воды настолько, что похожая на валун голова поднялась вровень с линией взгляда Курцио — и приоткрылся край, на котором заканчивалась броня и начиналась «глотка», переходящая в голокожее брюхо. Монвузен с воплем швырнул гарпун и попал так, будто сами боги, сколько бы их ни было, направили его руку. Стеклянное навершие, заполненное алхимической смесью (дороже собственного веса золотом в два раза), ударилось о шкуру, что сама по себе была твердой, как вываренный в воске панцирь, но всяко мягче непробиваемой кости. Раздался хлопок, желто-зеленоватая вспышка резанула по глазам, в следующее мгновение фонтан драной шкуры, мяса и еще какой-то дряни ударил в море, оскверняя чистые волны.

Биэль, которая сидела на корме, цепляясь за страховочные ремни, а также рулевое перо, взвизгнула, поддавшись страху. И немудрено! Когда рядом, не дальше пары саженей, беснуется тварь, место которой по левую руку сатаны, сложно помнить о многих поколениях славных предков и фамильную храбрость.

Чудище не издало ни звука, бронированная морда не умела выражать что-либо, даже глаза остались прежними, как стеклянные плошки. Лишь судорога заставила содрогнуться могучее тело, плавники ударили по воде, вздымая соленые фонтаны. Панцирная рыба отстала, бешено молотя хвостом и взбивая пену, затем ушла вниз, однако неглубоко. Темное пятно под поверхностью скользнуло вперед, так, словно чудище собралось вынырнуть с лодкой на спине.

Биэль что-то вскрикнула, кажется «убей это!», однако за шумом ветра и стуком горячей крови в ушах расслышать было трудно.

Курцио подхватил второй гарпун и понял, что веревка мешает — не развернуться достаточно быстро, не превзойти ловкостью ярмарочного канатоходца. Одним движением охотник дернул конец узла на поясе, распуская его совсем. В три шага Курцио пробежал к носу лодочки, балансируя на палубе, что ходила ходуном. Тварь прошла, скребя доски костяным гребнем, под самым днищем, едва не опрокинув посудину. Как Монвузен сумел удержаться и не упасть за борт, сам не ведал, то было истинное чудо. Однако — удержался, встал у короткого бушприта, занеся оружие

По странной причуде естества «Dyn mawr o’r mor» никогда не уходил от боя и также не отворачивал в сторону хвоста. Создание или уходило влево, или норовило обогнать жертву, чтобы сокрушить ее хвостом, коль не удалось бронированной головой и челюстями. Сейчас… Прямо! Тварь шла строго прямо. И, опять выждав необходимое время, Курцио метнул второй гарпун, целясь в основание хвоста, воскликнув одновременно во всю мощь голоса:

— Вправо! Поворот направо!!!

— Опасная забава, — сказал вполголоса Мурье, опираясь на трость. Он с трудом удерживал равновесие на шаткой палубе.

— Ценное замечание, — сухо вымолвила Флесса, не глядя в его сторону. — И своевременное.

— Я не знал, что намерен делать островной уб…

— Помолчи, — отрезала вице-герцогиня Вартенслебен, управляющая всеми делами семьи по воле отца и владетеля.

Мурье Горбун чувствовал себя очень плохо. Он не любил море, корабли, а тем более качку, от которой душа и утроба выворачивались наизнанку. Увечья делали его неловким на палубе, ловаг все время боялся упасть, показавшись смешным. Однако приходилось соответствовать гордому положению капитана и первого стража вице-герцогини. Поэтому Горбун крепче вцепился в трость и, преодолевая боль в спине, грустно подумал о несправедливостях жизни. Ведь если ублюдок с Острова отправит на дно старшую дочь герцога — с кого спросит злобный старик?..

Красивая шатенка, нынешняя фаворитка Флессы, тоже страдала. Одеться просто и практично девушка не захотела, теперь соленая вода и ветер методично превращали ее батистовый наряд в тряпки, а прическу, сделанную лучшими куаферами столицы, в паклю. Сама Флесса, одетая в мужское платье, на беспогодицу внимания не обращала. Что еще печальнее, вице-герцогиня не обращала внимания и на свою новую любовницу, от чего та страдала и всячески пыталась вернуть милостивый интерес госпожи.

Полыхнул дьявольским огнем второй гарпун. Борясь за жизнь, Курцио мимоходом подумал, что стал вровень с лучшими людьми Сальтолучарда — лишь самые знатные бономы семьи могли охотиться на морских демонов, прочим эта забава была запрещена, и никакие деньги не позволяли купить давнюю привилегию. Опаснее считалось лишь приманивание глубоководных спрутов в зимнее полнолуние, но там угроза была такая, что развлечение превращалось в опасную работу. И потому большим успехом не пользовалось.

Смертельно раненое чудовище встало над водой почти вертикально, словно кит, только без красоты и грации повелителя морей. Бледная кровь хлестала фонтанами, челюсти щелкали с такой силой, что попадись в зазубренный клюв галерная мачта — ее перекусило бы на раз. Страшилище весом с десяток быков тяжело рухнуло в море, подняв огромный фонтан. Тяжелая волна ударила в корму и борт лодочки, так что мачта опустилась почти горизонтально, и натянутый парус зачерпнул углом воду.

Биэль, не дожидаясь команды (что в данном случае было вопиющим нарушением правил охоты, но мудрым действием само по себе) поставила руль прямо. Курцио буквально прыгнул на задранный борт, чтобы уравновесить его своей тяжестью. Поскользнулся и едва не упал, однако все-таки удержался. Не дав лодке перевернуться, Монвузен вцепился в такелаж, управляя парусом, стараясь уменьшить скорость и выровнять движение. Охота закончилась, так что исчезла необходимость нестись во весь опор, выжимая из стихии воздуха до капли всю его силу.