– Принято.

– В общем, с местными не рамсить, в стычки не вступать, при непонятках звонить мне, я как бы подключусь.

– Так точно, – ни один мускул не дернулся на его круглом, внешне добродушном, но ничего не выражающем лице.

– Кеша, ты робот; ты вообще понимаешь, что у нас как бы проблемы?

– Так точно, Пал Саныч.

– Кеша, сдай билеты на самолет и иди организуй мне машину с охраной до Москвы.

– Сделаю.

Бабуин тихо растворился за дверью. Несмотря на его немногословность и кажущуюся недалёкость, Кеша был очень хорошо образованным и как бы думающим парнем – в общем, бывший офицер Беркута из Донецка, местный, как бы соль от соли Донбасса. Бабуин – погоняло, в общем, сомнительное, но на самом деле погремуха сложилась как бы от имени и фамилии —Бабин Иннокентий. Именно он как бы управляет силовой охраной завода и держит контакт с местными; уверен, что справится.

Интересно устроена психика человека. Еще вчера ты спокойно летаешь самолетами и даже не задумываешься о том, что что-то может пойти не так, а сегодня, когда катастрофа ударила совсем рядом, по близкому человеку, у тебя развивается жёсткая аэрофобия. Авиакатастрофы всегда вызывали у человека сложные эмоции: страх, горе, недоумение по поводу того, как это вообще могло произойти. Головой ты, конечно, понимаешь, что погибнуть на самолете шансов сильно меньше, чем разбиться н автомобиле или просто умереть от инфаркта, но тебе все равно становится очень страшно, и ничего с этим сделать не получается. Это иррациональный страх, как у животных перед молнией и громом; кто-то начинает пить алкоголь, чтобы снять страх, кто-то становится истово набожным. Но на самом деле это слабо помогает. Со временем у большинства это чувство притупляется, становится не столь острым и колющим сознание – до следующей громкой авиакатастрофы, и каждый новостной заголовок о новой катастрофе влечет за собой новый поток вопросов: что могло пойти не так? Как это повлияло на семьи пассажиров и экипажа?..

С другой стороны, езда в автомобиле, что за рулем, что пассажиром, не пугает так сильно, хотя ежедневно в мире в автокатастрофах погибает больше трёх тысяч человек, и еще больше калечится, травмируется. Если глубоко задуматься, то отсутствие страха – это ощущение мнимого контроля над ситуацией, в отличие от полета на самолете, где кроме того, что ты вверяешь свою судьбу в руки пилоту и до конца не понимаемым технологиям, так еще и попадаешь в незнакомое замкнутое пространство.

Это мнимое ощущение контроля в жизни очень часто играет с людьми дурную шутку. Оно снижает внимательность и осторожность; тот же опытный водитель всегда на рефлексах определяет скорость потока и поведение других автомобилей. Даже в зависимости от марки машины понимает, что вот этот тревожный человек на Бэхе сейчас может начать резкие маневры и держит большую дистанцию, а вот эта машина, оклеенная буквами «У» и «туфельками», может сделать вообще все что угодно. Годы опыта и безаварийного вождения еще более укрепляют ощущение тотального контроля над дорогой и своей судьбой. Но это происходит только до того момента, пока у груженого щебнем самосвала не отказали тормоза на МКАДе, или до внезапно случившегося инфаркта у таксиста на встречке. А ты всего лишь не пристегнулся, потому что ты настолько опытный, что с тобой ничего не может случиться. Самые страшные последствия наступают, когда ты перестал все предусматривать, а ситуация внезапно вышла из-под контроля, и твои рефлексы не знают, что делать: ты привычно пытаешься спасти ситуацию, а это не помогает, потому что обстановка не стереотипная. Мнимое ощущение полного контроля может привести к игнорированию и недооценке внешних факторов, которые влияют на исход событий. Это сильно затрудняет объективную оценку ситуации и принятие правильных решений.

В общем, глобально, всю структуру Русмета можно и нужно подгрести под себя; в конце концов мы с Петей все это время как бы бок о бок всё это создавали. В общем, на фронте он, а в тылу я, как бы подметая все его косяки, отрезая хвосты и обеспечивая безопасность процесса. Да, он с шашкой на лихом коне, а я как бы обозник и, в общем, кому как не мне должно достаться всё это добро? Ну не Ольге же с ее сынишкой-дебилом. Она вообще как бы не имеет отношения к тому результату, который есть. В общем, одна заслуга: вовремя раздвинута ноги перед нужным человеком. И за это отдавать сотни миллионов баксов? Ну уж нет. В общем, есть у неё свои фитнесы, как бы ей хватит до конца жизни. Сынишка Олег? Дебилоид малолетний: я, в общем, ему мыть толчки не доверю, настолько тупой. Мозги все коксом и алкашкой сжёг, надо как-то изолировать его. Хотя лучше ничего не делать. Или сам сторчится, или как бы разобьется к хренам на своем Мустанге. Толик-помощник все документы без проблем подпишет; в общем, мой человек, отломлю ему пару соток грина, до конца жизни обязан будет, как бы переведу к себе в водилы. Туповат Толик, ему как бы больше и не надо.

Сашко, в принципе, как коммерс и управленец, не помешает в дальнейшей работе; обеспечу ему должность председателя совета и долю в его заводике как бы оставлю; в общем, тоже будет довольный, как Бобик на помойке. К тому же он и есть как бы с помойки, детдомовец хренов. В общем, нужен он мне, не надо жадничать; думаю, договоримся, к тому же он мне полностью как бы доверяет. Вон, первому позвонил мне за помощью, как бы понимает, у кого сила. В общем, в конце концов, что он может без меня? Это ему наивно кажется, что у нас как бы просвещённые времена и можно все по закону решать. Испокон веков, в любом государстве, при любом строе, как бы работает право сильного. А сейчас сильный тут как бы только я. Но ломать его нельзя: нужно брать в союзники, как бы убеждать, что так будет лучше, что наследие нельзя просрать, в общем, «Русские Металлы» дело всей жизни и все такое.

Остается эта соска Алина – сиськи-губы-жопа; думаю даже не понимает, что за документы она как бы подписала. Привезу её сам к нотариусу, оставлю жить в хате, должна спокойно все переписать на кого надо. И как с ней Петя столько времени был? Ну невозможно в режиме лежать-сосать-молчать с одной и той же бабой долго общаться, даже с самой сладкой. В общем, наверное, что-то не понимаю, что-то упускаю, надо как бы внимательно присмотреться и разобраться. Покопаться в деталях. Позвоню-ка я Алику-чечену.

– Алло, Алик, дорогой, как сам, жив-здоров?

– Ас-саляму алейкум, Павел Александрович, все хорошо, работаем, Машаллах.

– Алик, брат, мне твоя помощь нужна. Девочка есть одна, надо её немного как бы прессануть, но без травм и криминала. Надо чтобы она ко мне с проблемами прибежала, а не к ментам. Пусть от тебя боец заедет, я дубликаты ключей от квартиры передам и адресок напишу.

– Павел Александрович, дорогой, все сделаем как просишь, отправлю туда ребят, порешают.

– Пусть послезавтра подъедут, как бы стволами погрозят, отыметь пообещают, если она документы на завод не отдаст, и доверенность не напишет. Начнет орать, что нет у неё никаких документов – посмотрим, кому она звонить бросится за помощью, проверим, кто за ней стоит. Если никому звонить не станет, то легонько в печень пусть сунут, и дадут день на раздумья, и пусть уходят. Еще раз говорю: как бы не уродовать и не насиловать. А с меня, как всегда, за услуги как бы по тарифу.

– Да, брат, сделаем.

Ну вот, все карты как бы на руках, осталось только разыграть партию. В общем, все складывается нормально. Петю, конечно, как бы жалко, но все мы смертны, а развалить общее дело я не дам, и раздать на халяву не позволю. Как там говорил французский монарх Людовик под каким-то порядковым номером? «Королевство – это я». Так вот теперь «Русмет» – это я, и как бы никаких вариантов больше нет.

– Шеф, машина подъехала, пора ехать в аэропорт.

В общем, пора. Новая глава моей жизни как бы начинается сегодня. В общем, поехали. В Москву.