«Еще не время», — говорил себе Мел, продолжая смеяться. — «Но скоро настанет наше время, Табита. Как только мы узнаем, кому пытается нас продать этот ублюдок — мы начнем действовать».

*Уже не надеешься, что Кир спасет тебя?*

«У него и так полно дел. Как я могу считаться его другом, если не смогу самостоятельно справиться со столь простой задачкой?»

*Ты прав. Лишившись ног ты стал еще опаснее. Эти Ваг’Ары даже не подозревают, что их пятки вот-вот порежет в лоскуты великий Ловкач!*

Мел расхохотался еще сильнее, решая оставить своего Звездного Ассистента. Он подобрался поближе к холсту и схватился за кисточки и краски, готовясь к появлению демонов. Они вновь начнут петь ему песни о жестокости и безумии своих господ, а ему придется вслушиваться и переносить леденящие кровь истории на холст. И все ради того, чтобы выиграть еще немного времени. Дождаться того самого момента, когда он сможет разыграть свою единственную козырную карту и освободиться.

— Еще не время, — тихо напомнил сам себе Мел.

Бороться с жаждой отмщения становилось все тяжелее. Он готов был полностью отдаться этому желанию и позволить себе убить хоть несколько демонов. Но Мел прекрасно знал, что за этим следует — провал испытания и наказание от механики рейда. Он не позволит себе так поступить, не позволит себе подвести друга. А главное — он не может умереть, пока существует хотя бы крошечный шанс спасти Камиллу.

— Их величие границ не знает!

— Их голод ни с чем не спутаешь!

— Сотни подвигов возможно описать и все равно забудешь сказать еще о тысяче!

Сонм демонов кружился у внешней стороны золотой клетки, а Мел чувствовал, как капли пота стекают по лицу, попадают на шею и мчатся вниз по телу. Спина так намокла, что рубашка намертво прилипла к телу. Его тошнило и он только сильнее сжимал зубами деревянную ручку кисти. Проклятие дара Художника, оно стало только сильнее с тех пор, как он выбрал этот класс в «Эпохе Звезд». Для него весь мир был холстом, куда бы он не посмотрел — он видел игру красок и теней, понимал связь цветов и хотел дополнить их, усилить акценты и добавить своего виденья.

Мел помнил, что с самого детства у него была прекрасная, очень индивидуальная мечта — он хотел научить людей видеть мир таким, каким видел его сам. Он пытался рассказывать об этом, описать свои переживания и чувства, но взрослым и сверстникам было одинаково тяжело его понять. Маленький мальчик очень расстраивался из-за того, что не обладал достаточными словами, чтобы убедить в своем виденье всех вокруг, чтобы открыть секрет непостижимой красоты. Тогда он увлекся чтением, потонул в океане художественных произведений, оттачивая свои навыки объяснения, использования метафор и сравнений. Он искал тот самый ключ, что позволит ему открыть для окружающих пускай крохотную, но все же дверь в свои владения. На это Мел потратил десять, а может и больше лет своей сознательной жизни, но такой путь не позволил ему достичь желаемой мечты.

Все его рассказы, стихи, описания и слова — они воспринимались людьми как истории, приукрашенные иллюзии, которые не имели ничего общего с реальностью и Мел никак не мог их переубедить. Опечаленный мальчик чувствовал, что уже готов сдаться. Все изменилось в тот день, когда он отправился на школьную экскурсию в Третьяковскую галерею. Звучит банально, но это действительно лучшая и самая широкая экспозиция искусства в столице. Угрюмый и разубежденный в своей мечте Мел только переступил порог и тут же увидел немыслимое — десятки, сотни людей восхищающихся картиной.

Они не понимали, что именно изобразил на холсте художник, не могли проследить за его мыслями и осознать качество мазков, мастерство постановки света и иллюзии, тщательно спрятанные экспозицией. Профаны, для которых данный вид искусства был всего лишь «красивой картинкой» и все же — они улыбались, подходили ближе, рассматривали детали и обсуждали увиденное. Картина притягивала их как огромный магнит железную пыль. Люди летели к этому искусству, к несказанному мастерству, как мотыльки, ослепленные красотой электрической лампы. Они готовы были обжечься и сгинуть с радостью, ведь в последние моменты своей жизни они увидели нечто столь прекрасно совершенное.

— Я хочу рисовать, — прошептал Мел, впавший в подобие транса. Он плохо помнил дни, что шли следом. Слова родителей о том, что его увлечение бесполезно, что он просто будет тратить время впустую и ничего не добьется.

Эти слова витали вокруг него как коршуны, ждущие удобного момента, чтобы оторвать кусочек. Громкие, резкие, хлопающие гигантскими крыльями — Мел не обращал на них никакого внимания. Он каждый день вставал перед холстом и поднимал вытянутую руку, вооруженную кистью. Прищуренный взгляд и холодная уверенность — он мог долгое время концентрироваться, лишь потом делая решительный шаг и приступая к работе.