Шрифт:
2. Остров Хиос
–– Посмотри-ка сюда, Креонт. – Главк увлеченно разглядывал молоденьких рабынь, выставленных на продажу. Друзья отправились на невольничий рынок Хиоса, едва их судно причалило к берегу. Собственно, рынок начинался прямо в порту. Бесконечный калейдоскоп и разнообразие лиц и оттенков кожи, чужая речь, сплетавшаяся множеством голосов в один не умолкающий гул; жалобный женский плач, свирепые окрики перекупщиков и свист кнута составляли общий фон хиосского рынка. Молодые фиванцы уже несколько часов бродили по его бесконечным рядам. Толстый, низенький, неряшливо одетый, перекупщик засуетился, загнусавил скороговоркой:
– Господа, господа, подходите, господа, выбирайте, выбирайте. Лучшие фракийские девушки, господа, а сирийки – так просто клад. Дешево, совсем дешево отдам. Не проходите мимо, господа. Нигде так выгодно ни купите, как у Триана.
– Ну конечно. Все, небось, дикарки. Одна хлеще другой. И у каждой когти острее ножа твоей кухарки. Я слышал, у варваров так принято. Такая мигом всю физиономию расцарапает. И глазом не моргнет. – Филонид любил потешаться над рыночными торговцами.
– Что вы, что вы, господа. Все нежные, ласковые… Вот взгляните, взгляните – не сдавался торговец.
– Особенно вот эта. Так волком и смотрит. – фиванец указал на смуглую сирийку. Чувственные черные глаза сверкнули изподлобья и опустились. Невольница поняла, что говорят о ней, она потупила взор, на щеках проступил румянец.
Тем временем, более сдержанный Главк рассматривал нежную блондинку. Волосы тяжелым водопадом опускались на плечи девушки. Высокая грудь порывисто вздымалась – невольница чувствовала внимание молодого человека, бесцеремонно разглядывавшего ее.
– Сколько просишь за эту?
– За эту? Значит, за эту? Это настоящее сокровище, господин, уверяю тебя. Она и молода, и красива…
– Это я и сам вижу. Назови цену.
– Цену, да, господин, цену… А как она поет, голос как у соловья…
Тут на помощь другу пришел Филонид.
– Это твое сокровище не стоит и двух мин. Посмотри, Главк, руки у нее грубые, пальцы шершавые, точно пемза. Я бы не стал ее торговать. Пойдем отсюда, в соседнем ряду я заприметил такую девочку – пальчики оближешь.
– Что вы, что вы, господа, – испугавшийся потерять богатых клиентов торговец зачастил пуще прежнего – Где еще найдете такую рабыню? Кожа белая, глаза голубые, а ноги, а грудь… а руки, так это от работы, господа, от работы… она же ткачиха, господа, ткачиха, чего же вы хотите? Постойте, господа, постойте…
– Ткачиха? – Креонт, до сих пор равнодушно наблюдавший затеянный друзьями торг, вдруг встрепенулся – Ткачиха?
В голове молодого человека все перевернулось – перед ним возникла плоская вершина холма и тонкий силуэт девушки, склонившейся над рисунком.
– Назови цену. Я куплю ее. – слова прозвучали резко, Креонт сам удивился звукам своего голоса. Друзья в недоумении уставились на него. Торговец от неожиданности вздрогнул. Он обрадовался, но старался не подать виду. Как бы не продешевить, только бы не продешевить – думал торговец. Тон молодого человека сулил этому пройдохе неплохую прибыль. Надо бы с умом обстряпать дело.
– Пять мин, господин.
– Пять мин?
Он не заплатит, ни за что не заплатит. Это же бешеные деньги. Здесь, на Хиосе, можно купить пять рабынь за такую плату. Торговец сам удивился своей наглости, поджилки затряслись, пот выступил на лбу, но он, утершись грязным краем шейного платка, продолжал:
– Да, господин, девушка стоит все семь, а то и восемь, но уж вам, так и быть… Я сразу понял, что такому молодому, такому богатому господину нужна красивая рабыня… Господин останется доволен, очень доволен…
– Креонт. Да ты с ума сошел. – но слова Филонида уже ничего не могли изменить. Деньги перекочевали к торговцу, с девушки сняли веревки.
* * *
– Что на тебя нашло?
Молодые люди возвратились в порт и теперь расположились в шумной придорожной корчме, полной подвыпивших моряков. Крайний столик у окна оказался свободным – сам хозяин принес богато одетым молодым людям кувшинчик славного хиосского вина. Подобострастно поинтересовался, не желают ли господа еще чего-нибудь, и, получив довольно скромный заказ, никак не вязавшийся с важным видом посетителей, тут же исчез в сумраке зала, перепоручив его исполнение своим рабам.
Главк задумчиво ковырялся в поданной птице. Он не принимал участия в беседе. Затаив обиду, Главк молчал, карие глаза молодого человека во всех подробностях изучали очередной кусочек мяса, перед тем, как отправить его в рот. Статному молодому красавцу с высоким лбом и правильными чертами чуть удлиненного лица были до сих пор неведомы страхи обделенных природой, некрасивых прыщавых юнцов, изнывающих от безответной любви. Девушки сами замечали правильный профиль, роскошную шевелюру и сильные руки молодого человека. Их заинтересованные взгляды красноречиво свидетельствовали о его нынешних и будущих успехах в делах любви – Главку шел всего лишь восемнадцатый год, а уже несколько юных фиванок втайне вздыхали по нему. Успех ему был гарантирован, и он знал об этом. Потому Главк был самолюбив, считал себя лучше многих, в том числе лучше своего друга Креонта, хотя в тайне завидовал ему. Креонт, волею судеб, занимал высокое положение, каковое никогда не достигнуть ему, Главку, но, что касается женщин – тут Главк был готов поспорить с кем угодно. Неожиданная покупка Креонтом рабыни, которую Главк выбирал для себя, он расценил как неудавшуюся, дурную выходку, как желание позлить друга, и показать свое превосходство. Самолюбие молодого человека было задето, положение усугублялось еще и тем, что он сам обратил внимание Креонта на эту рабыню. «Он хотел задеть меня, разозлить. На рынке полно невольниц, да от них прямо в глазах рябит, а ему нужно было купить именно эту. До чего мелкий, но болезненный укол. И это называется друг». – так размышлял Главк, задумчиво потягивая красное вино.