Анжей думает искупаться. Он принимается расстегивать рубашку и вдруг слышит неподалеку голоса. Анжей оглядывается по сторонам, но поблизости никого не видно. Однако, слева на обрывистом бережку густо растут кусты ивняка, и голоса долетают явно из-за этих кустов.

Анжей спускается к самой воде, раздвигает руками ветви и, стараясь не слишком шуметь, лезет в кусты. Сквозь зелень листвы он видит двух панночек загорающих голышом на травке. Панночки лежат ничком на полотенцах и болтают друг с дружкой.

– Уеду в Краков или в Варшаву, да куда угодно! – жалуется подруге рыженькая. – Маменька жизни не дает. На танцы не ходи, сигареты не кури, слово, ей поперек не скажи! Ну, ты ее знаешь, Настузя… Я ей говорю, что уже совершеннолетняя, а она говорит, пока живешь в моем доме, будешь делать как я скажу… Вот, опять отходила ремнем! Полюбуйся! До сих пор следы не сошли.

Тем временем, Анжей, стоя в кустах, не спускает с панночек глаз. Настузя – черненькая, рослая, длинноногая, с большой красивой задницей и тяжелой грудью. А ее подружка с рыжими, собранными в хвостик волосами, худенькая, невысокая и груди у нее нет совсем. Анжей разглядывает круглые, будто половинки мячей ягодицы панночки и с волнением замечает следы от недавней порки.

– Так тебя в Кракове и ждали, – ворчит Настузя. – А где жить? А как работу искать?

– Краков город большой, – беззаботно отвечает рыжая панночка. – Устроюсь в какую-нибудь лавку или на фабрику. А жить стану в общежитии. Руки-ноги есть, не пропаду!

– Да, ты устроишься, – завистливо говорит Настузя. – Ты, Францишка, такая бойкая!

– Я тебя не брошу, – обещает Францишка. – Я как устроюсь, сразу письмо напишу.

– Честно?

– Честно. Хочешь поклянусь?

Настузя с тоскою глядит на неподвижную, будто стекло черную гладь лесного озера.

– А меня маменька плеткой отходила, – жалуется она. – Знает, что к розгам я притерпелась.

Чтобы взглянуть на задницу подруги, Францишка садится на полотенце. На голых ягодицах Настузи плетка оставила множество побледневших отметин – сливовых, синюшных и пожелтелых.

– Ужас какой! – говорит Францишка. – А тебе что же и, правда, нисколечко не больно?

– Еще как больно! Просто я наловчилась хитрить, и мне, как будто не больно.

– Как это? – недоверчиво спрашивает Францишка.

Настузя задумчиво смотрит на панночку большими васильковыми глазами. Взгляд у нее медлительный и спокойный, будто у коровы.

Анжей не может больше терпеть и расстегивает штаны. Его горячий эрегированный член торчит из кальсон. Анжей со стоном сжимает его в кулаке.

– Ну, как же тебе объяснить. Я думаю о разных вещах… О чем-то приятном…

– Ты это о чем? – подозрительно спрашивает Францишка.

Настузя неожиданно краснеет.

– Ну что ты пристала! Это мой секрет. И потом, мне неловко об этом говорить.

– Это что-то неприличное? Что-то стыдное? Настузя, ну, скажи! – волнуясь, спрашивает Францишка.

– Какая же ты привязчивая! Я тебе ни слова больше не скажу… Ты это слышишь? Как будто в кустах кто-то лазит?

– Ты нарочно это выдумала?

– Да нет же! Там кто-то есть, – говорит Настузя, поднимаясь с полотенца. – Наверняка какой-то мальчишка за нами поглядывает!

Стараясь, не хрустнуть веткой, Анжей пятится назад. Одной рукой он держит, сползающие на колени штаны. Анжей делает шаг, другой, а потом его нога не находит опоры и проваливается в пустоту. Пытаясь удержать равновесие, Анжей машет руками, хватается за кусты и падает с обрывистого бережка в прохладную воду лесного озера.

Пани Стефания расположилась на завалинке позади дома и пьет хлебный квас из кружки. Подле нее с кувшином в руке стоит Гражина. На скамейке в тени старой яблони сидят обе панночки – Настузя и Францишка. Настузя все больше помалкивает, зато Францишка говорит за двоих. Она конопатая, курносая, глаза у Францишки шальные, а губы припухшие и яркие, будто вишня. Это Францишка, когда Анжей выбрался на берег озера, наградила его двумя звонкими оплеухами и оттаскала за волосы. Францишка собиралась проучить Анжея сама, но благоразумная Настузя уговорила подругу отвести его к тетушке.

– Ах, Анжей, Анжей! – укоризненно качает головой пани Стефания, выслушав Францишку. – Дня не проходит, чтобы ты какого-нибудь коленца не выкинул. Бес что ли в тебя вселился?

– Это у него такой возраст, – говорит негромко Гражина.

Из сада выходит Инга с пучком крапивы в руке.

– Вот, пани Стефания, я молодой нарвала. Она больнее жжется.

Анжей, услышав про крапиву, ежится, а панночки принимаются хихикать.

– Подглядывать за девицами это гадко и неприлично, – выговаривает племяннику пани Стефания. – Ты же уже взрослый, Анжей, а ведешь себя, как мальчишка. Коли так, то и я стану обходиться с тобой, как с мальчишкой. Ну, чего ждешь? Ступай на лавку.