Помню, мы, как всегда, вместе вышли из кино, Большинство из нас были авиаторы.

Шедший впереди нас Исидоро повернулся к нам и сказал:

– Слышали, к нам должны приехать представители советских профсоюзов?

– Да, а зачем?

– Кто-то мне говорил, что они привезут списки, в которых указано, где кто из нас будет работать.

– Вот и хорошо! Куда направят, там и будем работать!
– заметил Браво.

После месячного прекрасного отдыха в санатории под Харьковом нас группами направляли на работу на различные предприятия Москвы и Харькова, Одессы и Тбилиси.

Через два дня после встречи с представителями профсоюзов мы выехали по месту назначения. Ранним июньским утром 1939 года мы покинули гостеприимный санаторий. Ветерок играл в густой листве белоствольных берез, росших по обе стороны дороги.

Через несколько дней после прибытия нашей группы в Москву начались занятия по русскому языку. Пока на занятиях присутствовали не все. Некоторые надеялись научиться говорить по-русски на практике - на работе, на улице, в магазинах. Однако они глубоко заблуждались. Необходимы были регулярные занятия. Многие звуки в русском языке, например "ж" и "з", нам, особенно андалузцам, давались с большим трудом.

Наша учительница Мария Ивановна стремилась к тому, чтобы мы не просто заучивали слова, а понимали правила спряжения и склонения, больше запоминали синонимов, так как без их знания мы в разговоре часто попадали впросак.

Сначала мы, "москвичи", работали на конвейере автомобильного завода имени Сталина, затем в цехе по ремонту бракованных моторов.

– Послушай, Ривас! У тебя ведь золотые руки авиамеханика! Изобрети что-нибудь для быстрого извлечения этой проклятой шестеренки из коробки передач!
– сказали мы как-то своему земляку-рационализатору.

Через неделю Ривас и в самом деле принес свой "извлекатель" шестеренок. С его помощью мы стали ремонтировать в три раза больше моторов, чем раньше.

На четвертый день нашей работы по-новому в цехе появилась делегация: начальник цеха товарищ Твердохлебов, главный механик товарищ Мамедов, представитель местного комитета профсоюза, фотограф, инженер-экономист и девушка из отдела технического контроля.

Товарищ Твердохлебов сказал:

– Поздравляем вас с успехом!
– И крепко пожал всем руки.

– Большое спасибо! Большое спасибо!

– Встаньте, пожалуйста, вот сюда, чтобы в глубине были видны моторы...

Нас сфотографировали: несколько раз всю группу и отдельно Риваса с его "извлекателем".

В обеденный перерыв мы гурьбой направились в столовую, довольные своими трудовыми успехами.

– Что будем сегодня есть? Надо же отметить наш успех!

– Возьмем все самое лучшее.

Пока другие готовили столовые приборы, я просмотрел меню. И вот оно наказание за плохую учебу на курсах русского языка!

– Знаете, - сказал я остальным, - что сегодня будем есть? "Голубцы"! Видите? Жареные "голубцы" с подливкой и рисом.

– Давай, иди заказывай жареных голубей по две порции на каждого и пиво.

– В столовой не продают пиво, здесь есть квас.

– А что это?

– Что-то похожее на кока-колу, немного ударяет в голову, если голова, конечно, слабая.

– Давай квас!

Через несколько минут девушка-официантка поставила вам на стол наши голубцы.

– Послушай, девушка, я заказывал в соусе "голубцы" жареные!

– Да, это и есть то самое!

Вся наша компания с удивлением и возмущением взглянула на меня.

– Братцы! Вы уж меня извините! Я ведь не знал, что "голубцы" - это не жареные голуби, а листья капусты с начинкой. Может, внутри там кусочки жареных голубей, а? Давайте попробуем, а?

И все с удовольствием съели по две порции "голубцов". Затем мы вернулись в цех.

Настроение у нас еще больше поднялось, когда мы узнали, что Ривас за свое изобретение получит премию, а фотографии остальных, как передовиков труда, будут вывешены на Доске почета. Работая вместе с советскими людьми, мы старались внести и свой посильный вклад в их созидательный труд и в эти дни почувствовали себя по-настоящему счастливыми.

Вместе с нами в то время работал и Хосе Паскуаль Сантамария.

На Курской дуге

Под лучами апрельского солнца снег стал рыхлым. Подтаивая на крышах землянок, оставленных немцами у границ аэродрома, он превращается в крупные капли. Чистые, прозрачные, как слезы, они стекают на землю, образуя маленькие лужи, и отсюда тысячами ручейков теряются под снегом.

Этих землянок около двадцати, но они пока не могут служить жильем. Ко многим из них опасно даже приближаться - почти на каждой двери висит лаконичная, но грозная табличка: "Заминировано".