На ее место придет другая. Морозко провел пальцами по волосам и зашагал через комнату.

Когда он натягивал брюки, раздался стук в дверь. Он вздохнул, закатывая глаза, наполовину ожидая, что женщина вбежит обратно в комнату.

— Входи. — Он открыл дверцы гардероба и достал темно-синий жилет с серебряной парчой и пуговицами, украшенными снежинками.

— Ваше Величество, если вы собираетесь поесть перед уходом, я могу приказать принести его вам прямо сейчас.

Морозко оглянулся через плечо, заметив Ксезу, жующего щеку.

— Легкий завтрак на случай, если у нас возникнут проблемы. — С какими именно, он не знал. Неблагодарная деревня Винти могла устроить ловушку, решив расправиться с ним так же, как они убили его мать: устроить засаду, оттеснить стражников и пронзить ее сердце копьем.

— Сир, уже полдень. — Ксезу отвел глаза в сторону, возможно, сожалея о том, что сделал поправку.

Полдень? Он провел ночь, бунтуя с… как там ее звали? Гита? Катлин? Неважно.

— Хорошо, принеси еду, подходящую для легкого завтрака.

Он постучал пальцами по обнаженной груди, затем натянул темно-синий жилет. Его движения отразились в напольном зеркале в другом конце комнаты, и он направился к нему, разглядывая себя.

Клон Маранны. От волос цвета слоновой кости до бледно-серой кожи, лишенной розовых оттенков, вплоть до заостренных ушей и острых клыков. Суровые углы повсюду. Он во всем походил на свою мать — об отце он ничего не помнил, да она ему и не рассказывала.

— Ты счастлива, Маранна? — ворковал он своему отражению и проводил тонким пальцем по бокалу. — Что твое проклятие продолжает жить, пока ты гниешь и тлеешь в земле? — Медленная зловещая улыбка расплылась по его лицу. — Ты злобная су…

Из дверного проема донесся чей-то голос — это был не Ксезу, а Ульва. Она вбежала в комнату, поставила поднос на маленький столик и скрылась так же быстро, как и появилась.

Морозко хмыкнул и откинул волосы назад, затянув их в беспорядочный узел, но, по крайней мере, они не мешали ему и не падали на лицо. Одевшись, он быстро принялся за завтрак. Медовик, зимняя ягода и сладкий заварной крем.

Остаток дня он провел, занимаясь пустяковыми делами, но когда солнце опустилось на горизонт, Морозко уже стоял на улице, ожидая, когда соберется небольшая партия морозных демонов. Позади него расхаживал взад-вперед Нука. Его белая шерсть развевалась на ветру, а умные желтые глаза смотрели на него, ожидая, что будет дальше. Размером он был с двух боевых коней, поставленных друг на друга, а если учесть, что Нука был морозным волком, то он и вовсе внушал страх.

В юности волк был единственным спутником Морозко, и потому их связь была нерушимой.

Нука скулил, недовольный тем, что они еще не тронулись в путь. Кто-то уже снарядил его в седло, а это обычно означало патрулирование и, если волку повезет, битву.

— Устраивайся. Скоро мы отправимся в путь. — И как только слова покинули уста Морозко, к нему приблизился отряд морозных демонов, облаченных в черные одеяния.

Андрас сделал шаг вперед. Его пунцовые волосы были стянуты в несколько рядов косичек, а бока головы выбриты до самой кожи.

— Ваше Величество, — с поклоном произнес Андрас. — Нам пора в путь.

Красна накидка Морозко развевалась за его спиной.

— Очень хорошо.

Наконец-то они могли отправиться в эту жалкую деревню и покончить со всем этим. Морозко повернулся к Нуку, который послушно лег и позволил ему забраться к себе на спину. Волк встал, когда Морозко взял поводья. Вместо того чтобы соединяться с волчьей пастью, как у лошади, они были прикреплены к кожаному ошейнику, и, когда его дергали, Нука принимал команду повернуться.

Морозко поднял руку и сделал движение вперед. Нука перешла на ровную рысь, мягко ступая по тундре, а демоны Мороза последовали за ней на своих лошадях, лосях или оленях. Не было необходимости произносить речь. Во-первых, не в его характере было заводить своих последователей. Во-вторых, они были предвестниками смерти.

Кого бы он ни выбрал для жертвоприношения девы, он умрет до следующего дня. А ведь всего этого можно было избежать, если бы смертные просто послушались. Но жалкие людишки не захотели слушать, и теперь им придется расплачиваться за свое предательство.

Когда они добрались до деревни, солнце уступило место полной луне. Музыка гудела в воздухе, но не была ни радостной, ни праздничной. Горожане суетились на улицах, но никаких криков веселья не раздавалось, что вполне устраивало Морозко.