Ни один из нас не говорит ни слова.

Когда мы заканчиваем, в хижине уже темно, и единственный свет поступает через входную дверь, которую Кэл оставил открытой. Последние несколько недель солнечный свет причинял боль глазам Дерека, так что Кэл заколотил все окна картоном. В доме пахнет дымом, он полон глубоких теней и воспоминаний о Дереке.

Я ненавижу этот дом. Я ненавижу все.

Я хочу пойти домой, но у меня его больше нет.

Кэл берет наши тарелки и несет к раковине, чтобы помыть их принесенной водой. Затем он открывает шкафчик и смотрит на наши скудные запасы.

— Консервы заканчиваются, — в последние пару недель он уходил не так часто, поскольку у Дерека оставалось так мало времени. — Я завтра поеду и поищу еще. Тут еще полно удаленных местечек, в которые можно заскочить.

— Хорошо, — а что еще мне сказать? Он ведет себя так, будто тут нет вопросов, и я очевидно останусь тут с ним. С отцом моего мертвого бойфренда. Который мне по сути незнакомец.

Я не собираюсь этого делать. Меня должно ждать нечто лучшее.

И завтра я это найду.

***

На следующий день я жду, пока Кэл делает свои дела по дому и уезжает, и только потом ухожу сама. У меня нет автомобиля, но Дерек пользовался одним из мотоциклов поменьше, пока не заболел слишком сильно, так что я беру тот самый мотоцикл.

Само собой, Кэл не будет возражать. Не то чтобы он ему нужен. Он никогда не ездил на нем сам.

Я не оставляю записки и не беру с собой ничего, кроме нескольких полосок вяленой свинины, маленького пистолета, которым Кэл всегда позволяет мне пользоваться, и моей одежды, уложенной в старый рюкзак Дерека.

Не увидев меня после своего возвращения, Кэл заметит, что нет мотоцикла, пистолета и моей одежды, и поймет, что я уехала.

Он наверняка испытает облегчение. В конце концов, кто хочет тащить на себе бремя девочки-подростка? Он мне не родня и не имеет со мной эмоциональных уз.

(Формально Рэйчел совершеннолетняя, раз ей 18 лет, но в Америке вплоть до 21 года сохраняется ряд ограничений, поэтому вполне логично, что она называет себя подростком, — прим).

Я чувствую себя странно нехорошо и испытываю иррациональное чувство вины, пока уезжаю, но я выталкиваю эти чувства из своего сознательного разума. Это правильный поступок. Само собой, в городе остались какие-то знакомые мне люди. Я могу найти их. Я не возражаю против тяжелой работы, и я готова наскрести себе какое-то подобие жизни, лишь бы я была сама по себе.

Мне хватает здравого смысла припарковаться за пределами города (у старой заправочной станции у основания горы) и войти в город пешком, а не въезжать. Мотоцикл создает много шума, и лучше не привлекать к себе внимания, пока я не знаю, что ждет меня впереди.

Я много времени пробыла в хижине Кэла, полностью изолированная от остального мира. Я не знаю, что где-либо происходит… не считая тех немногих вещей, что упоминал Кэл. Я смутно ожидаю, что мой родной город будет в схожем состоянии, что и в момент моего отъезда, но я ошибаюсь. Я до боли наивна.

Это похоже на военную зону.

Половина зданий сожжена или обрушена, улицы по большей части пустуют. Я мечусь от одного заброшенного дома к другому, укрываясь и держась не на виду. Тут есть несколько людей, но я никого не узнаю, все они спешат куда-то меж кварталов, которые раньше были теплыми и дружелюбными, но теперь все опускают глаза и не говорят ни слова. Время от времени я вижу группы больших страшных типов с пистолетами.

Я предполагала, что группа, вторгшаяся в этот город, уйдет сразу же, как закончатся ресурсы для разграбления, но должно быть, кто-то остался. Спустя час наблюдения украдкой, я могу лишь предположить, что какая-то банда контролирует город, и все, кто остался жить здесь, зависят от их милости.

Придя к этому осознанию, я паникую. Мне вообще не стоило сюда соваться. Это было глупо. Мне надо было догадаться, что спустя столько месяцев ничто не могло остаться прежним.

Все, кого я знала и кому доверяла, давно исчезли. Я одна и в большой опасности.

Мне удается добраться до старого дома мамы Дерека. Он все еще почти стоит, только передняя стена обрушилась. Я захожу через заднюю дверь и спешу в подвал. Тут пахнет все так же. Ощущается настолько безопасно, насколько это возможно.

Мне надо выбраться из города, обратно к мотоциклу, но мне слишком страшно прямо сейчас отправляться в обратную дорогу. То, что меня никто не видел — чистое везение. Безопаснее будет подождать до темноты и выскользнуть тогда, когда меньше шансов быть замеченной.

Так что я жду в подвале. Час за часом. У меня нет часов, и я не вижу солнце, так что никак не могу оценить ход времени. Но после долгого и очень унылого течения бесконечных минут за маленьким подвальным окошком наконец-то воцаряется темнота.