Исключение составляли семейные успевшие настрогать двоих и больше детей к призыву, студенты дневных отделений ВУЗов, которым давалась отсрочка.

Ну и те, кто явно не мог служить по состоянию здоровья или инвалидности.

То есть в семидесятых и начале восьмидесятых подавляющее большинство парней призывного возраста, вне зависимости от географии, профессии и социального происхождения поступали на срочную службу в ряды Советской армии.

Начало моей службы разительно отличалось от того, что я ожидал.

Все было не так, как представлялось. Память стирала события и детали прошлой жизни. И новое будущее было таким же неизведанным, как и у любого другого человека жившего со мной в одно время.

Я не ожидал, что меня сразу отправят в учебку, где процесс обучения был настолько интенсивный, что я даже не успевал толком привыкнуть к быстрой смене остановки.

Скажу сразу, что я не стал в одночасье матерым боевым пловцом в черном гидрокостюме с АПСом наперевес. Так назывался специальный подводный автомат, индивидуальное оружие пловца-аквалангиста.

О моей принадлежности в Военно-морскому флоту великой империи напоминал только ремень матроса с медной пряжкой, на которой была изображена красная звезда, поверх якоря и тельняшка с черно-белыми полосами.

Звезда не по цвету, а по симврлическому содержанию с серпом и молотом посредине.

Эти аксессуары, пожалуй, были единственным, что отличало нас, матросов учебки внешне от солдат мотострелков. Те же сапоги, рюкзак, форма.

Еще морской характер службе отразился в названиях. Помещение где мы спали называли «кубиком», пол этого помещения «палубой», табуреты у коек «баночками», любой стол назывался «баком», сортир — «гальюном», окно — «ломатором», входную дверь в кубрик — «броняхой».

Нас же вместо рядовых называли матросами.

Вместе с остальными новобранцами я проходил «курс молодого матроса». Ребят, которых инструктора пока называли не матросами, а «матрасами».

Честь называться матросом нужно было еще заслужить.

Оно и понятно, матрос это морская профессия, ну или как говорили инструкторы на курсе: «персональное воинское звание в ВМФ СССР». А как его заслужишь, если по началу мы совсем моря-то и не видели?

Распорядок дня армейский — вполне сухопутный.

Все занятия проводились точно так же, как в учебке у простой «пехоты».

Вот и называли нас «матрасами». Чтобы мы везде и всегда успевали, в училище очень строго выполнялся распорядок дня.

Это должно было воспитать в нас собранность и дисциплинированность с первых дней службы. Строгое выполнение распорядка дня позволяло нашим инструкторам — мичманам постоянный контроль над личным «матрасным» составом, то есть за нами.

День молодого матроса начинался с подъема в семь ноль ноль утра.

Правда, сержантский и мичманский состав поднимали на десять-пятнадцать минут раньше. Они за это на нас отыгрывались. Когда служишь, организм все ощущает по другому и любая лишняя минута сна на вес золота.

При подъёме за считанные секунды мы должны были одеться и встать в строй. На подъём периодически приходили офицеры роты. Они, старшина и сержантский состав роты контролировали, чтобы все поднялись и вовремя встали в строй.

Сильно не везло тем, кто мог опоздать. За это наказывали весь личный состав. В следующий раз никто не испытывал ни малейшего желания опаздывать.

Плохо чувствуать, что из-з тебя приседают, отжимаются, пыхтят и подвергаются разным взысканиям, вообщем отвечают, такие же как и ты, только более собранные и пунктуальные.

При построении объявлялась форма одежды на зарядку, Она устанавливалась дежурным по курсу, в зависимости от погоды.

Рота распускалась, чтобы оправиться. Сходить при необходимости в туалет, одеться в установленную форму одежды. Ровно через десять минут рота повзводно строилась на улице и следовала к месту выполнения физзарядки.

После короткой разминки, матрасы выходили «на бег». Я считал, что к службе подошел в хорошей форме. Я спокойно пробегал восемь-десять километров дома перед службой.

Но не тут-то было. Бежать в неподъемных яловых сапогах, в портянках удовольствие то еще. Не понимаю по какой причине поначалу я быстро выдыхался, пробежав всего два или два с половиной километра.

Дыхание сбивалось, в боку начинало колоть. А никто не ждет молодого матраса, и поблажек ему не даёт. Сколько бегать километров всего — никто не знал, зависело от настроения замкомвзвода.