– Позволь тебе не поверить, малыш. Он тебе привычен, он тебя устраивает, вот так будет точнее.

Она едва не выскочила из-за стола (разговор происходил в гостиной его особняка), но вовремя вспомнила наставления покойного отца – “чем сильнее тебе захочется дать волю своим чувствам, тем больше ты должна прилагать усилий, чтобы держать себя в руках” – и поэтому постаралась выглядеть спокойной. Просто отставила в сторону блюдо с какими-то деликатесами (откровенно говоря, она терпеть не могла морские деликатесы), взяла в руку бокал с белым вином, сделала пару глотков.

– И что? – вскинула на своего покровителя спокойные глаза. – Это всё только слова, они ничего не значат… почти ничего.

– И ты твердо решила со мной расстаться? – слишком пронзительный у него взгляд. И глаза желто-зеленые, почти как у камышового кота (разве что зрачки не вертикальные). – Ты должна понимать, какие последствия это может повлечь .

Ее снова обдало жаром. И одновременно – холодом.

– Я хоть сейчас верну машину. И шубу. И вообще все шмотки и цацки и…

Он снисходительно вздохнул, будто был вынужден выслушивать бессмысленный лепет двухгодовалого ребенка.

– Не нужно ничего возвращать. Это, в конце концов, подарки, возвращая мои подарки, ты тем самым меня унизишь. Обесценишь.

Тоже отпил из своего бокала с шардоне.

– И, кстати, твоих счетов я тоже не трону. Пользуйся, пока есть возможность, – коротко (и холодно) усмехнулся. Она прекрасно поняла эту усмешку. “Пока есть возможность, ибо, расставшись со мной, ты возможности тратить деньги в свое удовольствие, не считаясь с расходами, увы, лишишься”.

– Денис – айтишник, он неплохо зарабатывает.

Горицкий снисходительно кивнул.

– Охотно верю. Но, чтобы по-настоящему хорошо зарабатывать, ему придется податься в хакеры, а это, милая моя, уже чревато. Это противозаконно.

Настенька упрямо сжала губы. Чего он добивается, в конце концов? Такими приемами он не отговорит ее от решения остаться с Дэном (и только Дэном).

– Знаешь, – он вытянул руку над столом, тихонько коснулся ее ладони, несильно сжал, – Как бы ты смотрела на то, чтобы переехать в Европу? Германию, к примеру. Или Словению. Да куда угодно, хоть в Данию…

– На правах твоей содержанки? – спросила она невинным тоном.

Невозмутимое лицо Станислава Георгиевича начала заливать краска – определенно, и у его терпения был предел.

– Не забывай, у меня – взрослый сын…

Настя не сдержала усмешки.

– Да, конечно. Очень ранимый молодой человек. Кстати, недавно видела его страницу на фейсбуке. Даром твой сын времени не теряет – постоянно в окружении красоток модельной внешности. Да он обо мне и забыл давно…

“Даже если и забыл, то быстро вспомнит, – подумал мрачно Станислав Георгиевич, – Одно дело – отец женится, и другое – женится на девушке, в которую некогда безответно был влюблен его собственный сын… Нет, такого Гера точно не простит.”

– Дело вообще не в этом, – сказала Настя даже с некоторой грустью. – Просто вся эта ситуация и так продолжается слишком долго. У Дэна в конце концов лопнет терпение, и он просто уйдет. А я…

“Не уйдет, – Станислав Георгиевич еле сдержал циничную ухмылку, – Если не ушел сразу же, как только начал догадываться, откуда у его невесты деньги на покупку дорогих вещей, то и не уйдет. Тут ведь как с невинностью – раз уж лишился, то не восстановишь (даже если хирурги постараются). Как с воровством – один раз украл и не попался – значит, повторишь. Это как с предательством.”

Но озвучивать свою мысль не стал.

– Хорошо, – сказал спокойно, – Раз ты это решение сама приняла, отговаривать не стану. Только… не спеши, хорошо? Если нет крайней необходимости. Штамп в паспорт шлепнуть всегда успеешь. И еще… – чуть сильнее сжал ее руку, – Не хочу, чтобы мы с тобой расстались недружелюбно. Если возникнут проблемы, ты всегда можешь со мной связаться.

“Ну, конечно, – подумала Настя с горькой иронией, – Коготок увяз – всей птичке пропасть. Стоит лишь раз попросить… и будешь обязана всю оставшуюся жизнь”.

– Спасибо, – вслух поблагодарила своего покровителя, – Но все же надеюсь – не возникнут.

* * *

Волконский

– Ох, простите! – длинноногая девица лет двадцати двух (от силы) едва не сбила его с ног (точнее, с костылей), когда он расхаживался по больничному коридору (меньше всего ему хотелось затягивать свое пребывание в этих казенных стенах, поэтому он заставлял себя двигаться как можно больше).

– Все нормально, – процедил сквозь зубы – и куда они вечно летят, эти пигалицы, куда так спешат, что даже…