Шрифт:
– Вы знали о планах мужа избавиться от чипа?
– Я предполагала, что он может…– Лицо ее скривилось от боли, прошедшей через все тело. Она невольно поежилась, попыталась встать, но не смогла; я чувствовал это желание внутри нее, как оно сталкивалось с чем-то непреложным, непреодолимым по своей сути – со «словом магистра».
– Отвечайте конкретно на вопрос. Не уходите от темы.
– Нет. Я не думала, что он на такое решится. Думала, он попытается выйти на накрутчиков после того случая с недостачей КПД. Уорен ведь из многоликих. Его отец имел два импланта, когда пятьдесят лет назад случился разрыв.
– И он нашел накрутчиков?
– Нет. Я следила за ним, мы все следили. Уходили раньше с работы, брали подработки, лишь бы не оставлять его одного. Если бы кто-то пострадал из-за того, что я не доглядела за ним, я бы себе не простила.
– Почему он недобрал КПД в прошлый раз?
– Он допустил ошибку. Хотел сделать сверх нормы, чтобы получить прибавку к окладу, но поспешил и перепутал составы. Я не очень понимаю в терминологии, сэр, поэтому скажу простым языком: он испортил товар, который должен был этим же вечером направиться на другой склад для дальнейшей обработки. Партия была небольшой, но на фабрике все под учет. Уорену пришлось не только заплатить за расходники, но и пожертвовать теми процентами КПД, которые он получил за потраченные часы.
– Он часто пользовался дополнительными часами, чтобы достичь минимума?
– Постоянно.Я говорила ему, что однажды, когда часы ему действительно понадобятся, он не сможет ими воспользоваться и нужно поберечь время. Но он не слушал. Считался только с собой, и плевать на семью!
– Вы знаете, чем он занимался в свободное время?
– Ничем. Уорен будто бы ни к чему не стремился, даже мы, его семья, перестали быть ему интересны. Он оказался слаб.– Последние слова она прошептала, будто делилась чем-то сокровенным и желала оставить это в тайне.
– В последнее время вы не замечали в его окружении новых людей? Может, кого-то, кто подбивал его к нарушению?
До этого вопроса я чувствовал в ней лишь злость, но теперь мне хотелось в открытую засмеяться, чтобы дать волю веселью, накатившему на нее.
– Что вы, мистер Юкнайт! «АрКейну» не нужны такие люди, как Уорен.
– Такие – «это какие»?
– Которые не готовы к ответственности.
– А такие, как вы? Вы кажетесь мне ответственной женщиной.
– Я ответственна перед Полисом и магистром, перед своей семьей. Поэтому я сообщила безликим о муже, как только увидела его с проколотой рукой. Я не стала его ни о чем спрашивать или пытаться остановить.
– Это бы не помогло. При попытке взлома чип подает сигнал в центральную систему. За ним бы пришли и без вашего звонка. Но я хочу поблагодарить вас за честность и проявленную смелость. Вы защищали свою семью и других людей, как велит министерство.
– Спасибо.
Я отпустил ее руку, и она устало прислонилась к спинке стула.
– Я могу идти, мистер Юкнайт?
– Конечно.
– Миссис Гибсон, – Она замерла в дверях, тем самым преграждая путь стоящим в коридоре,– в одном вы не правы. «АрКейну» как раз нужны люди, которые бегут от ответственности. Но ваш муж не такой.
– Это уже неважно.
– Правда?– Взгляд ее изменился. Если бы время не поджимало, а чужие вздохи не подгоняли, она бы нашла, что ответить, а так молча удалилась, сдвинув шляпу на лоб.
Следующие пять человек шли сплошным потоком, и все, как один, повторяли: «Уорен не думал об «АрКейне»…Уорен не говорил об «АрКейне»…Не припомню ничего, связанного с «АрКейном»».
Я спрашивал об «АрКейне» столько раз, что под конец начал запинаться, а порой, вовсе забывать слова. Стабильность, к которой стремится общество, для Гибсона была сродни удавке. Время от времени он пытался ослабить хватку, хотя особенно тугим узел на его шее не был. Он позволял себе больше свободы, прекрасно сознавая, чем всем может обернуться. Он сознавал и принимал, прежде всего, свою развязность и некоторую безответственность.
Он не был многоликим, который пытается оправдаться за оказанное ему доверие, за возможность жить среди других, а не быть ими уничтоженным. Он родился, когда Корпорация терпела упадок. Пусть и недолго, он был частью того общества, чувствовал его настроения, впитывал его ожидания.
И как бы абсурдно это ни звучало, именно таким, как Уорен, сложнее всего принять нынешнюю систему. А ведь именно они воспитывают новое поколение, поколение, которое рождено в одной системе, но испытывает странное влечение к другой; причем не к лучшим ее сторонам.
Если бы я не стал чтецом, думал бы я об этом так же часто? И думаю ли об этом именно Я? Или все это они, люди? Особый вид людей, с которыми я ежедневно сталкиваюсь? Гибсон пытался извлечь чип, потому что не хотел наступления последствий; потому что ходить по краю и одной ногой оказаться в пропасти не одно и тоже. Азарт исчезает, и появляется чистый страх. Боязнь больше не увидеть пропасть издалека, а полностью оказаться в ней и затянуть туда других. Такой вот парадокс.
Я развернул кресло к окну и уперся взглядом в министерство Связи. Между зданиями всего пара километров, а, кажется, будто я смотрю на высотку на окраине города. Либо туман все искажает, либо допрос (последствия всегда разные; никогда не знаешь, чего лишишься на этот раз – чувствительности в руке или зрения).