Но советник Эрры, Ишум, уговорил злокозненного бога отказаться от своих планов. И с тех пор, насколько известно авторам настоящей книги, ни один из месопотамских богов не угрожал существованию мира и человечества в нем. И никаких мрачных пророчеств на этот счет не существует.

Самое раннее сохранившееся до наших дней свидетельство о возникновении греческой Вселенной – поэма «Теогония» – принадлежит знаменитому Гесиоду, младшему современнику Гомера, жившему на рубеже VIII и VII веков до н. э. Надо отметить, что круг интересов Гесиода был очень широк и отнюдь не ограничивался вопросами космогонии. Поэт занимался сельским хозяйством, пас овец на склонах Геликона {146} и, помимо поэмы о происхождении богов – «Теогонии», оставил поэму «Труды и дни», наполненную разного рода бытовыми и нравственными советами, обращенными к его непутевому брату Персу. Здесь даются рекомендации, когда лучше сеять и жать, как выбрать жену, кого приглашать на пирушку, как одеваться по сезону… Объясняется даже, как именно «чтущий богов, рассудительный муж» {147} должен мочиться.

Гесиод не страдал ложной скромностью и охотно давал советы, в том числе и в тех областях, в которых, по собственному признанию, ничего не смыслил. В своей поэме «Труды и дни» он, например, подробно описывает, как надо нагружать торговый корабль и когда безопаснее всего пускаться в плавание. «…Покажу я тебе многошумного моря законы», – уверенно объявляет автор. Но в следующих же строках делает оговорку:

У города Авлиды ширина пролива между материком и островом Евбея (Эвбея, у западных берегов Средней Греции) меньше километра. Но столь скудный мореходный опыт нимало не смущает поэта, который готов поделиться с читателем всем, что по поводу судоходства имеется «в мыслях у Зевса» {149} . Объясняет эту уверенность Гесиод очень просто: «…ибо обучен я Музами петь несравненные гимны» {150} .

При всем уважении к музам авторы настоящей книги предпочли бы, пускаясь в плавание, довериться более опытным авторитетам – и такие во времена Гесиода, безусловно, имелись. Что же касается космогонии, то, увы, хотя и неясно, насколько обширны были познания Гесиода в этой области, однако он в ней незаменим. Сегодня уже трудно сказать, разбирался ли поэт в этой непростой науке или же был знаком с ней не лучше, чем с мореплаванием. Но, к сожалению, больше ни от кого из предшественников и современников Гесиода не осталось сведений, позволяющих представить цельную картину происхождения мира (кроме, может быть, орфиков, о которых речь пойдет отдельно). Огромное количество глиняных табличек, найденных археологами на пепелищах греческих дворцов и восходящих к более древним временам, не касается вопросов мироустройства. Многочисленные писцы Крита, Микен и Пилоса предпочитали фиксировать на глине информацию более прозаическую, как то: количество произведенного и потребленного масла, вина, ячменя… Отрывочные сведения, вкрапленные в поэмы Гомера и в приписываемые ему так называемые «гомеровские» гимны [56] , дают поверхностное и фрагментарное представление об устройстве Вселенной, но ничего не сообщают о том, как она возникла.

В VI веке до н. э. появляется ряд текстов, посвященных проблеме космогонии, но сохранились только незначительные их отрывки (как правило, в пересказе поздних авторов). Известно, что в тот период древнегреческий мудрец и историк Акусилай написал книгу «Генеалогии», в которой рассказал о происхождении богов, но до наших дней дошли лишь фрагменты его творения.

Чуть позднее эту тему развивал Платон [57] в «Тимее», и у него была своя точка зрения на происхождение Вселенной. Он сообщил, что «наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения», что «бог, приступая к составлению тела Вселенной, сотворил его из огня и земли». А после этого подробно, шаг за шагом рассказал о том, как демиург устроил сферический космос, за пределами которого ничего нет. «Очертания же он сообщил Вселенной такие, какие были бы для нее пристойны и ей сродны» {151} . Все это было весьма поучительно, но едва ли имело прямое отношение к греческой мифологии.

«Мифологическая библиотека», приписываемая Аполлодору Афинскому [58] (далее – Аполлодор) и получившая свой нынешний вид, вероятно, в I веке н. э., собственно сотворение мира не рассматривает и повествование начинает с правления Урана. Из книг, дошедших до наших дней, лишь написанные на рубеже эр «Метаморфозы» Овидия и «Мифы» Гигина вновь обращаются к вопросам космогонии (оба автора были римлянами, но в своих трудах опирались на сведения греческих мифографов).

Короче говоря, поэма Гесиода «Теогония» является уникальным, древнейшим дошедшим до нас источником, связно, полно и вполне непротиворечиво излагающим происхождение греческой Вселенной. И нам остается только положиться на авторитет муз, на которых Гесиод и в этой своей поэме тоже ссылается. Собственно, «Теогония», как уверяет автор, написана непосредственно со слов этих покровительниц наук и искусств. Именно к ним поэт обращается с просьбой:

По сообщению муз и согласно тексту Гесиода, у истоков греческой мифологической Вселенной стояли четыре самостоятельно зародившихся божества: Хаос, Гея-Земля, Тартар (олицетворявший земные глубины) и Эрос, ведавший сексуальными желаниями.

Итак, первым жителем Вселенной был некто Хаос. Что это такое или кто такой, не разъясняет ни автор «Теогонии», ни другие античные авторы, но некоторое представление об этом загадочном и противоречивом персонаже из их разрозненных сообщений можно составить. Первоначально Хаос, судя по всему, не имел прямого отношения к идее беспорядка, и греки скорее ассоциировали его с пространством и воздухом. В той же «Теогонии» рассказывается, как позднее, во время войны богов с титанами [59] , Зевс Кронид (т. е. сын Крона) разил своих противников молниями. В результате весь мир был охвачен пожаром: закипели и почва, и «многошумное море», пламя «дошло до эфира». Обобщая масштабы катастрофы, Гесиод пишет: «Жаром ужасным объят был Хаос»… {154} В V веке до н. э. в комедии Аристофана «Облака» Сократ, который по воле автора поклоняется «объемлющему Землю» воздуху {155} , считает Хаос божеством той же природы, он говорит: «Клянусь Хаосом, Испареньем, Воздухом» {156} . О воздухе как о материи греки четкого представления не имели, для них он был сродни пустому пространству. Этим-то персонифицированным пространством и являлся Хаос.