Господи, неужели я умерла и вознеслась прямо в рай, думала Моника. И тут же вспоминала, что такое счастье продлится недолго. Вскоре все кончится, и мне придется возвращаться, вздыхала она.

Потом она гнала мысли прочь и поднималась в комнату бабушки.

Генриетта Монтамбо не вставала с постели уже шесть недель, и даже врач, Рене Жандрон, считал, что ее дни сочтены.

– У твоей бабушки очень слабое сердце, - говорил он Монике.
– Она болеет уже почти десять лет. А инфлюэнца в ее возрасте и с ее здоровьем почти всегда убивает.

Не умирай, Grand-mere, молила Моника. Ухаживая за старушкой, она молилась не переставая. Пожалуйста, поживи еще, просила она. Пожалуйста, милая, умоляю тебя.

Когда Генриетта начала поправляться, все окружающие, включая доктора Жандрона, заявили, что произошло чудо. Все кроме Моники. Она твердо знала, что Господь откликнулся на ее молитвы и спас Генриетту с единственной целью - подарить Монике счастливое время.

Выздоравливала Генриетта медленно, и Моника, проводя с ней целые дни, впервые в жизни познала женскую душу. Генриетта Монтамбо замечательно рассказывала, а в лице Моники она нашла благодарную и поразительно терпеливую слушательницу.

– Расскажи мне про своего отца и про женщину, на которой он женился, - попросила как-то раз Генриетта.
– Кажется, она родом из Делакруа?

– Да, - ответила Моника и, потупив взор, стала рассказывать про Жоржетту. Она и сама не заметила, как вдруг начала плести небылицы.

Жоржетта Монтамбо ни чем не отличалась от большинства других женщин своего круга. Работала не покладая рук, держала дом в чистоте и порядке, старалась, чтобы муж и дети были сыты. В постели всегда покорно исполняла все прихоти мужа, не прося ничего для себя, смиренно вынашивала и рожала детей. От жизни она требовала лишь одного - чтобы окружающие были столь же смиренны и терпеливы, как она сама; поэтому она выходила из себя лишь в тех случаях, когда кто-то из детей бездельничал или уклонялся от своих прямых обязанностей.

Однако Моника нарисовала перед Генриеттой образ злобной мачехи из детских сказок.

– Она даже посмела перечить моему отцу, - наябедничала Моника, потому что не хотела отпускать меня ухаживать за тобой, когда ты умирала. Она думала лишь о том, что лишится денег, которые я приношу домой каждую неделю. Ей было наплевать, что ты умираешь.

– Простолюдинка, - пробормотала Генриетта.
– Все Делакруа такие. Невежи один в одного.
– Она отпила из чашки бульона, который принесла ей Моника.
– Скажи, дитя мое, папа говорил тебе, как ты похожа на свою замечательную мать?

– Никогда, - ответила Моника.
– Папа вообще ни разу не говорил со мной про маму. Как будто...

– Продолжай, Моника, - улыбнулась Генриетта.
– Что "как будто"?

Моника потупила взор.

– Как будто мамочки вообще не было на свете, - закончила она.
– Как будто он всегда был женат на Жоржетте, а Антуанетта, Ансель и я - ее дети.

– Нет, вы не ее дети, - сказала Генриетта.
– В ваших жилах течет кровь вашей матери, и это видно по тебе. То же изящество линий. Скажи мне, Моника, что ты собираешься делать после того, как уедешь отсюда?

– Я бы никогда, никогда не уезжала отсюда!
– страстно выкрикнула Моника.
– Я хотела бы навсегда остаться здесь.

– К сожалению, это невозможно, - деловито ответила Генриетта.
– Этот дом слишком велик для меня. Я и раньше это знала, но всерьез задумалась лишь с тех пор, как заболела. Ты не представляешь, во что мне обходится содержание такой махины. Селеста, Норман и Бланш работают не задаром. Две мои кобылы съедают больше, чем пять крепких мужчин. Нет, я продам дом в тот же день, как найду покупателя, хотя и это не решит всех проблем. Меня совершенно задушили налоги. Нет, ни одной из нас оставаться здесь нельзя. Когда ты была еще ребенком и жила под этой крышей вместе со своим отцом, сестрой и братиком, все было иначе. У нас было наследство, доставшееся мне от моего бедного мужа и покойных родителей. Теперь же, увы, жить здесь мне стало не по карману.

– Я знала, что этим кончится, - жалобно проныла Моника.
– Ведь жизнь здесь была похожа на рай. А на Земле не может быть рая. Я знала, что этому придет конец, и в один несчастный день я возвращусь в Ливингстон. К Жоржетте, вечной грязи и фабрикам.

Генриетта окинула внучку долгим изучающим взглядом.

– Моника, - сказала она наконец, - тебе уже двадцать один год и внешность у тебя премиленькая. Может быть, ты и не такая красавица, как твоя мать, но все равно очень и даже очень хорошенькая. Почему ты никогда не задумывалась над тем, чтобы выйти замуж?

– Замуж!
– воскликнула Моника так резко, что опрокинула стул.
– О, Grand-mere, я даже мысли такой вынести не могу. Она одна уже приводит меня в содрогание!

– Господи, да что с тобой, дитя мое?
– участливо спросила старушка. Каждая девушка мечтает о том, чтобы когда-нибудь выйти замуж и обрести семью.

– Только не я!
– отрезала Моника.
– Я бы этого не вынесла.

– А чего ты тогда хочешь?
– спросила Генриетта.
– Может, пойти в монастырь? Постричься в монахини? Кем ты хочешь отойти в иной мир - старой девой или монахиней?