– Черт побери, - обратился он к Зенофилю, - мне не показалось, что он настолько пьян.

Эдуард и остальные братья загоготали.

– Ладно, как-никак, сегодня был его день рождения.

Армана подняли, положили в фургон, но он даже не пошевелился.

– Нужно бы хоть умыть его немного, прежде чем заносить в дом, предложил Кристиан.

– Он облевал весь костюм, - заметил Пьер.
– Маман упадет в обморок.

– Да ну его к дьяволу, - отмахнулся Жак.
– Я сам еле на ногах держусь, чтобы еще счищать с кого-то блевотину.

Тем не менее, не доезжая до дома, они остановились возле насоса и попытались умыть и почистить Армана. Арман очнулся, открыл глаза, а Антуан, заметив это начал трясти его.

– Бога ради, Арман, очнись и приди в себя, - уговаривал Антуан.
– Ты же не хочешь, чтобы маман увидела тебя в таком виде?

Армана тихонечко, стараясь не шуметь, затащили в дом, но - ничего не вышло. Берта сидела на кухне и, заслышав шаги, тут же зажгла лампу.

– Посмотрите, на кого вы похожи!
– в сердцах крикнула она. Нализались в стельку, а Арман вообще мертвецки пьян. Неужели вам не стыдно?

Арман только догадывался, что маман недовольна. И еще он понял, что находится у себя дома, только почему-то на кухне.

И очень хорошо. Значит, немцы еще не захватили Канаду, подумал он.

– Маман, - позвал он.
– Маман!

– Ты посмотри на себя, Арман, - обратилась к нему мать.
– Ты хуже свиньи в хлеву.

– Маман, - снова позвал он.
– Маман, ты скоро родишь ребенка?

Берта выпрямилась, привстала на цыпочки и залепила ему звонкую пощечину.

– Марш в постель, гадкий мальчишка!
– сердито велела она.

Альсид пожал плечами.

– Да, он и впрямь уклюкался в дупель, - пробормотал он.
– Давай, Эдуард, помоги отнести его.

На следующее утро, впервые в жизни Арман на цыпочках прокрался к буфету в столовой и выпил натощак стакан вина. Тошнота почти сразу улеглась, голова прояснилась и дрожь унялась, но тяжелое настроение не проходило. Арману пришлось сделать над собой усилие, чтобы выйти в поле и проработать весь день бок о бок с братьями, да еще и улыбаться в ответ на поддразнивания.

– Что же стряслось, братишка?
– спрашивал Эдуард.
– Видимо, ты еще мал, чтобы слушать разговоры взрослых в "Рыбаре".

– Кишка тонка, да, братец? Перебрал горькой.

– Что-то ты сегодня малость бледноват, Арман? Неужто тебе нехорошо?

– В чем дело, малыш? Грипп, что ли, подхватил?

Когда все возвращались домой обедать, Альсид так шлепнул его по спине, что Арману показалось, голова сейчас отвалится и покатится по земле.

– Мать до сих пор обижена за твою вчерашнюю выходку, - сказал Альсид. Я бы на твоем месте извинился перед ней, прежде чем сесть за стол.

– О чем ты говоришь?
– встрепенулся Арман.

– А разве ты сам не помнишь?

– А что я должен помнить?

Альсид расхохотался и еще раз от души треснул Армана по спине.

– Пожалуй, впредь пусть лучше за тебя пьют братья, - предложил Альсид.
– Значит, ты и вправду был вчера пьянее, чем я думал. Ты проявил излишнее беспокойство по поводу маман.

– Да?

Альсид ткнул его под ребра.

– Маман вовсе не на сносях, - ухмыльнулся он.
– И, слава Богу, пока не собирается.

Арман пришел в ужас.

– Неужто я ее об этом спросил?
– пролепетал он.
– Прямо в глаза?

– Да, парень, - покачал головой отец.
– Именно так ты и сделал. Так что, давай, иди и помирись с ней, если хочешь, чтобы все было в порядке. Эх, сейчас холодного пивка попьем! Как мне его не хватает.

Ты даже не представляешь, насколько ты прав, папа, подумал Арман, когда они входили в дом.

Два дня спустя Омер Кормье приехал навестить Аурелию и привез свежие новости. Англия вступила в войну с Германией.

– Франция, Англия, Италия, все как с цепи сорвались, - сплюнул Зенофиль.
– Весь мир взбесился. Когда это кончится?

Все это время Армана преследовали видения. Он грезил наяву. Копаясь в черной земле, он видел кровь, а глядя на братьев, могучих и пышащих здоровьем, он видел окровавленные трупы. Глядя на мать и сестру, раскладывающих еду по тарелкам или вышивающих, он видел как они лежат, раскинув ноги, под немецкими офицерами в форменных мундирах - их рты раскрыты в беззвучном крике. По ночам его мучили кошмары, от которых Арман просыпался с головной болью и в холодном поту, больной и измученный. Впервые в жизни Арману Бержерону стало страшно, и ему понадобилась неделя, прежде чем он осознал, что должен сделать.